Третья дорога - [9]

Таня испуганно взглянула на Зинаиду Марковну. Этого она не ожидала. Ее маму ни разу, никогда не вызывали в школу… Таня даже представить себе не могла, чтобы ее маму вызывали в школу, как вызывают родителей второгодника Тюрина. А мама… что скажет мама!

— Я жду, Соловьева. Или ты скажешь, кто разбил колбу, или придешь завтра с матерью. Ну, кто же?

— Сазоновы. — Таня сказала это почти беззвучно, одними губами, и даже подумала, что, наверно, Зинаида Марковна не расслышала, и тогда она уже ни за что не повторит эту фамилию.

Но у Зинаиды Марковны был хороший слух.

— Вот это дело другое. Теперь я вижу, что ты действительно честная девочка. Можешь идти.

И Таня пошла в класс.

Братья Сазоновы, и Борис и Глеб, ничего не подозревали. Они как ни в чем не бывало носились по коридору.

Но прошла перемена, прошел урок, и другая перемена, а все было спокойно, и Таня, еще не веря себе, начала думать, что, может быть, все так и обойдется, что, может быть, Зинаида Марковна забудет об этой несчастной колбе, как забыли о ней братья Сазоновы. Тем более, что их классный руководитель Семен Борисович был болен, и, скорее всего, Зинаида Марковна оставит это дело до его выздоровления, а там оно наверняка забудется…

Никогда еще Таня с таким нетерпением и беспокойством не ждала звонка — чем меньше времени оставалось до конца последнего урока, тем чаще она поглядывала на дверь.

«Хоть бы Зинаида Марковна забыла, хоть бы забыла, хоть бы забыла…» — повторяла она про себя.

Только один раз до сих пор испытывала она примерно такое же ощущение. Это было недавно, когда им объявили, что после уроков будут делать уколы. Таня очень боялась уколов, и все уроки до самого конца, до самой последней минуты, она все надеялась на какое-то чудо, она все повторяла про себя: «Хоть бы отменили, хоть бы отменили, хоть бы отменили». Но чуда не случилось и уколы не отменили.

Наконец раздался звонок, и Таня облегченно вздохнула.

Но звонок еще не успел вызвониться, как дверь распахнулась и в класс вошли Зинаида Марковна и старшая пионервожатая Алла.

Таня вся сжалась, притаилась за партой, а братья Сазоновы, увидев Зинаиду Марковну, моментально прекратили играть в морской бой и напустили на себя рассеянно безразличное выражение.

Первой говорила Зинаида Марковна.

Она рассказала, как два пионера — вот они сидят сейчас на последней парте и делают вид, что им ничего неизвестно, — разбили колбу, очень ценную химическую посуду, и, вместо того чтобы честно признаться, трусливо скрылись. А вот Таня Соловьева — тут весь класс, все ребята разом повернулись и стали смотреть на Таню — не испугалась и назвала их фамилию.

— Таня поступила, как настоящая пионерка, — сказала Алла, едва только замолчала Зинаида Марковна. — Я думаю, что мы должны сегодня обсудить поведение братьев Сазоновых и заодно поговорить о смелости подлинной и смелости ложной. Кто хочет выступить?

Выступать никто не хотел.

Молчание затягивалось. Алла по очереди смотрела на каждого. Ребята ерзали за партами и отводили глаза. Только Зина Котова не выдержала. Когда Алла остановила свой взгляд на ней, Котова быстро подняла руку.

— Я думаю, что Таня поступила честно и смело. Она не испугалась, что ее будут дразнить. Я думаю, что все мы должны брать пример с таких пионерок, как Соловьева.

Больше говорить никто не хотел.

— Может быть, Сазоновы что-нибудь скажут? — спросила Зинаида Марковна.

— А что говорить? — пробурчал Борис Сазонов. — Ну, разбили, ну, велика важность… Ну, не будем больше…

— А если без «ну»?

— Не будем больше.

— Вот дело другое.

А Таня сидела за своей партой, не глядя на ребят, и думала: за что же ее хвалят?

Ведь на самом деле она просто испугалась, что Зинаида Марковна вызовет ее мать, только и всего, и сама Зинаида Марковна это прекрасно знает, так почему же она говорит: «смелая», «честная»?

Из школы она возвращалась одна, никто не пошел с ней, только Зина Котова подскочила: «Хочешь, будем дружить?», но домой идти им все равно было не по пути. Даже Генка не подождал ее, как обычно. Ушел.

Дома Таня ничего не рассказала; сначала хотела рассказать, а потом раздумала: почему-то стыдно ей было, словно сделала она что-то нехорошее.

А на другой день в школьной стенгазете появилась заметка о собрании в их классе, и опять в этой заметке хвалили Таню и называли настоящей пионеркой. А на Сазоновых была нарисована карикатура.

И постепенно — Таня даже сама не заметила, как это произошло, — ей вдруг стало казаться, что, может быть, действительно она честная и смелая, а ребята злятся оттого, что завидуют. Не будут же зря говорить и писать в газете… Но почему же тогда даже Генка смотрит на нее, как на предательницу? И почему все молчали на собрании — могли бы сказать… Все время Таня думала только об этом.

А из школы опять возвращалась одна.

Она пересекла школьный двор и вдруг увидела Бориса Сазонова. Он стоял возле калитки, прислонившись спиной к ограде, и помахивал портфелем. Легонько так помахивал — вправо, влево — и даже не смотрел в ее сторону, но Таня сразу поняла, что он видит ее и ждет. Она хотела было вернуться назад в школу, но было уже поздно. Борис шагнул ей навстречу и поманил пальцем: