Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - [205]

Роланд немедленно вызвал около двух десятков надежных руководителей угледобывающих предприятий в бывший замок Тиссенов в Ландсберге, где размещался штаб управления рурской промышленностью. После короткого совещания было принято решение сбросить весь динамит, детонаторы и взрыватели в шахтные отстойники, причем все присутствующие восприняли эту меру как само собой разумеющуюся. Одному из сотрудников поручили, воспользовавшись нашими скудными запасами горючего, вывезти из Рура все грузовики и, в случае необходимости, отдать их в распоряжение фронтовых частей, то есть сделать абсолютно недоступными для гражданских властей. И в конце концов я пообещал обеспечить Роланда и его персонал пятьюдесятью автоматами — автоматы мы еще производили тысячами — для защиты электростанций и других важных промышленных объектов от взрывных команд гауляйтеров. В руках людей, преисполненных решимости охранять свои рабочие места, это оружие представляло внушительную силу, тем более что полиция и партийные функционеры недавно были вынуждены передать все свое вооружение армии. На самом деле наши действия вполне можно было расценить как открытый мятеж.

Гауляйтеры Флориан, Хоффман и Шлессман в то же самое время совещались в отеле «Блайберкелль» близ Лангенберга. Вопреки всем приказам фюрера я на следующий день предпринял еще одну попытку перетянуть их на свою сторону. Ожесточенный спор разгорелся между мной и гауляйтером Дюссельдорфа Флорианом. Флориан утверждал, что в нашем военном поражении повинен не Гитлер, а немецкий народ, да и в любом случае переживут катастрофу только самые ничтожные личности. Лишь Хоффман и Шлессман прислушались к моим доводам. Хотя они считали своим долгом повиноваться фюреру, но последний, еще более радикальный указ, изданный Борманом от имени Гитлера — об «уничтожении базиса выживания нации», — явно привел их в замешательство[309]. Гитлер снова приказывал эвакуировать население из всех районов, которые «мы в настоящее время не можем удержать и могут быть оккупированы врагом», а чтобы исключить всякие возражения, в указе подчеркивалось, что «фюрер прекрасно осведомлен об огромных трудностях, связанных с выполнением этого приказа. Приказ фюрера основан на точной оценке ситуации. Необходимость эвакуации обсуждению не подлежит».

Миллионы людей с территорий западнее Рейна и Рура, из густонаселенных центров Мангейма и Франкфурта можно было переместить лишь в сельские районы, главным образом в Тюрингию и долины Эльбы. В эти регионы хлынул бы поток плохо одетых, голодных горожан, не обеспеченных ни медицинской помощью, ни крышей над головой, ни продовольствием. Голод, болезни и страдания были бы неизбежны.

Гауляйтеры согласились со мной в том, что у партии не осталось возможностей для выполнения этих приказов, как вдруг, ко всеобщему удивлению, Флориан звенящим голосом зачитал вслух текст воззвания к партийным функционерам Дюссельдорфа, которое он собирался расклеить по всему городу. Флориан приказывал при приближении врага поджечь все уцелевшие здания и эвакуировать жителей, и «Пусть врагу достанется сожженный, опустевший город!»[310].

Двое других гауляйтеров снова засомневались, но все же приняли мою интерпретацию приказов фюрера: мол, рурская промышленность все еще играет огромную роль в производстве вооружения, а самое главное, мы можем поставлять оружие прямо с заводов в войска, сражающиеся за Рур. В общем, намеченные на следующий день взрывы электростанций были отложены, а приказ об уничтожении трансформирован в приказ о временном выводе из строя промышленных объектов.

Сразу же после совещания я снова заехал в штаб фельдмаршала Моделя. Модель охотно согласился вести бои как можно дальше от промышленного региона и тем самым свести разрушения к минимуму, а также не отдавать приказов об умышленном уничтожении каких-либо заводов[311]. Также он обещал в течение следующих недель поддерживать тесный контакт с Роландом и его сотрудниками.

От Моделя я узнал, что американские войска приближаются к Франкфурту, точную линию фронта определить невозможно, и штаб Кессельринга только что передислоцировали дальше на восток. Однако около трех часов ночи, когда я прибыл в прежнюю штаб-квартиру Кессельринга близ Наухайма, мне удалось переговорить с начальником штаба генералом Вестфалем, и, к моей радости, он также весьма вольно истолковал приказ об уничтожении. Так как даже начальник штаба понятия не имел, как далеко за ночь продвинулся враг, мы поехали на восток к Гейдельбергу окольным путем через Шпессарт и Оденвальд и попали в городок Лор. Наши войска уже отступили, на притихших улицах и площадях воцарилось тревожное ожидание. На одном из перекрестков обнаружился одинокий солдат с парой фаустпатронов. Он удивленно взглянул на меня.

— Кого вы здесь ждете, черт побери? — спросил я.

— Американцев.

— И что вы собираетесь делать, когда они придут?

Солдат колебался долю секунды.

— Рвану отсюда.

У меня создалось впечатление, что здесь, как и повсюду, люди считают войну законченной.

В Гейдельберге, в управлении по вооружению Баденского и Вюртембергского регионов, лежали приказы баденского гауляйтера Вагнера о разрушении водопроводных и газовых сетей в моем родном городе и всех других городах Бадена, но мы нашли простой способ воспрепятствовать исполнению этих приказов. Мы скопировали приказы, но бросили письма в почтовые ящики городка, который вот-вот должны были занять вражеские войска.