Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - [27]
Без сомнения, в первые годы существования Третьего рейха коммунисты были более активны и более настойчивы в организации сопротивления, чем социал-демократы. Более преданные, более фанатичные, чем социал-демократы, они, помимо прочего, по инструкции от находящегося в ссылке руководства старались сделать свое присутствие в Германии максимально заметным. Курьеры и агенты приезжали и уезжали из Парижа, Брюсселя, Праги и других зарубежных центров, часто под чужим именем, стараясь все время поддерживать работу движения или реанимировать его там, где оно разваливалось. После рейдов и арестов они тут же с беспечной настойчивостью принимались в большом количестве распространять листовки, обличающие жестокость полиции и указывающие на неспособность режима сломить сопротивление. Но такая тактика выдавала бездействие партии, делая его видимым не только для рабочих, но и для гестапо[102]. Бюрократическая структура и привычки партии также помогали полиции вычислять и отслеживать ее членов, казначеи и секретари, такие как, например, Ганс Пфейфер в Дюссельдорфе, щепетильно хранили копии писем, протоколы собраний, записи о взносах и списки членов, все эти документы были бесценны для режима, когда оказывались в руках полиции[103]. Те же проблемы, с которыми столкнулись социал-демократы, встали и перед коммунистами — осложненное общение с руководством, находящимся вне страны, разрушение социальной и культурной инфраструктуры рабочего движения, ссылка, заключение в тюрьму или смерть самых опытных и талантливых руководителеи[104].
Несмотря на то что партия славилась своей дисциплиной, внутри ссыльного руководства все же возникло серьезное разделение на ультралевое большинство, продолжавшее изливать желчь на социал-демократов, и Коммунистический интернационал, который осознавал тяжесть поражения, которое потерпела партия, и поэтому начал призывать к сотрудничеству с социал-демократами на «народном фронте» в борьбе с фашизмом. В январе 1935 года Коммунистический интернационал открыто осудил прежнюю политику партии, назвав ее «ограниченной», и начал утихомиривать ее революционные речи. Чувствуя, откуда дует ветер, небольшое, но постепенно растущее число немецких коммунистов стало следовать новому московскому курсу. Ими руководили Вальтер Ульбрихт, бывший берлинский коммунистический лидер, и Вильгельм Пик, который долгое время был депутатом Рейхстага и товарищем Либкнехта и Люксембург в их последние дни перед тем, как они были убиты членами Свободного корпуса во время «восстания Спартака» 1919 года. Наряду с такой сменой идеологических ориентиров была расформирована и централизованная структура партии в Германии, столь полезная для гестапо, теперь на ее место пришла более широкая структура, различные части которой находились далеко друг от друга. Казалось, что теперь путь к эффективной борьбе рабочего класса против нацистов был открыт[105].
Но было уже слишком поздно. Местное руководство и многие рядовые члены коммунистического сопротивления слишком долго боролись с социал-демократами, чтобы теперь забыть о своей ненависти. Когда в середине 1934 года в Эссене 7000 рабочих вышли на демонстрацию к могилам коммунистов, умерших в заключении, местное коммунистическое руководство дало понять, что социал-демократам, «против которых всегда боролись погибшие», здесь не будут рады. Более того, Ульбрихт, который должен был создать Народный фронт коммунистов и социал-демократов, находясь в Париже, обладал талантом настраивать людей против себя. Некоторые считали, что он осознанно был настолько резок, что обвинил социал-демократов в неудаче политической линии, которую он сам так или иначе не поддерживал. Также оказалось невозможным сообщить о новом партийном курсе многим активистам внутри Германии, учитывая, как бдительно за курьерами следило гестапо. Немецкие социал-демократы со своей стороны сохранили к Народному фронту, который добивался настоящего, хоть и неустойчивого сотрудничества с Францией и Испанией, такое же подозрительное отношение, как и к «Объединенному фронту», известной тактике коммунистов, направленной против них при Веймарской республике. Наследие вражды, зародившейся в 1919—1923 годах, оказалось слишком сильным, чтобы в Германии действительно началось сотрудничество[106].
В любом случае, к тому времени, когда Народный фронт заработал в полную силу, как коммунисты, так и социал-демократы уже сильно пострадали от гестапо. Массовые аресты, проведенные в июне и июле 1933 года, заставили провести реорганизацию движения, но гестапо вскоре начало отслеживать новые организации и арестовывать их членов тоже. Судьба Дюссельдорфского отделения нелегального коммунистического сопротивления, судя по всему, была вполне типична. Большой промышленный центр, где у людей традиционно были радикальные взгляды, Дюссельдорф был оплотом Коммунистической партии, набравшей здесь 78 000 голосов на выборах в Рейхстаг в ноябре 1932 года, это на 8000 превысило результат нацистов и более чем вдвое — результат социал-демократов. Местная партийная ячейка сильно пострадала от арестов, последовавших после пожара и издания связанного с ним декрета, но под руководством 27-летнего Гуго Пауля партия реорганизовалась и стала стабильно выпускать листовки и заниматься пропагандой. Однако в июне 1933 года гестапо завладело документами партии и арестовало Пауля в доме человека, печатавшего листовки. Жестокими методами было проведено расследование, в ходе которого выяснились имена других активистов, и к концу июля было арестовано более девятнадцати из них. Тайное руководство партии в Берлине послало для Пауля несколько замен, часто меняя их, чтобы избежать разоблачения, и к весне 1934 года в местную организацию входило около 700 человек, они печатали внутренние бюллетени тиражом 4000–5000 копий и распространяли листовки, раскладывая их ночами по почтовым ящикам или разбрасывая с крыш зданий, таких как железнодорожные станции, банки, кинотеатры, гостиницы, с помощью приспособления под названием «попрыгунчик»
