— Дежурные по «Скорой помощи на дому» Бубликова, Назаренко.
— А где же «Глагол?» — спросила я (это было одно тайное общество, куда входили ребята, чьи сочинения оценивались такими дробями: 3/2, 4/2, 5/2, 2/2, т. е. кто делал пять и более ошибок).
— Перенеси занятие на завтра.
— Не выйдет, — сказал Юрка. — Завтра в 6.00 заседают «Пифагоровы штаны».
— Ну и пусть заседают. При чем тут «Глагол»?
— А при том, что его гениальный руководитель Катя Бубликова — участник «Пифагоровых штанов». Причем ей нельзя пропускать занятия, — сказал Юрка с нажимом на слове «нельзя».
Все поняли, почему нельзя, и я покраснела. Дело в том, что сегодня я отличилась на уроке математики. Раиса Михайловна, наша математичка, проверила наши самостоятельные работы. Я не дрожала — у меня все было решено. Держусь гоголем, слушаю, кто что получил. И вот она объявляет:
— Дорофеев — пять! Бубликова…
Пауза, и вдруг заговорила быстро-быстро:
— Бубликова, ты хорошая девочка, у тебя много значков, говорят, ты успешно работаешь с пионерами, но тебе — один.
— Как? — сказала я нахально, — ведь у меня точь-в-точь как у Дорофеева.
— Вот поэтому — один.
Юрка не успел мне решить задачку по-другому, как обычно он делал для маскировки, и вот результат.
С Юркой мы в конце концов договорились провести все в один день, только в разные часы.
— С кого начнем? — спросила Лариска, когда мы вышли на улицу.
Наступил синий вечер. От вкусного снега, от торжественных деревьев, покрытых инеем, мне стало весело. Если бы я умела, встала бы на руки и прошлась чуть-чуть. Вместо этого я запрыгала вокруг Лариски на одной ножке.
— Эх, ну что за жизнь! Сейчас бы санки и — с горки. Давай как-нибудь соберемся, а? Позовем мальчишек…
— Леньку, конечно? — ехидно спросила Лариска.
— А как ты думала? Я без него просто жить не могу. Вот и сейчас мы пойдем к нему — он в черном списке. Не веришь?
Я достала и прочла: «1. Митракович Н. — три англ. 2. Рыбин Л. — два русск».
— Митракович зачем? Тройка — не двойка.
— Смеешься? Он в хорошисты пробивается. Вот сейчас, кстати, проверишь, как он сделал английский. Плохо — поможешь.
У Лариски блестяще шел английский. Она умудрялась заниматься в двух группах. Когда она говорила по-английски, у нее во рту перекатывалась горячая картошка. Прямо пар шел. Ни у кого так не получалось. Чем не стюардесса международных линий? Между нами говоря, она об этом мечтала. Только втайне!
— Интересно, — сказала Лариска, — учимся с Митрой третий год, а я его совсем не знаю. А ты?
— Знаю только, что его родители на материке, а он живет с бабушкой и дедом. Один раз был у нас дома — пришел узнать, что задали — не был в школе. Я пригласила его в комнату. Он сначала отказывался, потом прошел. Сел за стул, как пятиклассник, честное слово. Юрка — тот бы развалился — я не я… А этот как воробей. Но меня не это поразило. В комнату вошла моя сестрица и повела с ним светскую беседу. Спросила, как зовут, сколько лет, умеет ли он под бокс курицу стричь. Колька как услышал это — прямо чуть со стула не свалился. А потом он стал играть с Танькой. И проиграл часа два. Боже мой, что она с ним делала! Скакала на нем верхом, трепала за уши, колотила. Нахальная девчонка, а он все терпел.
— Что ж тут странного? — спросила Лариска. — Просто детей любит.
— Нет, маленький он какой-то, прямо ребеночек. Вот если поставить рядом тебя и его, между вами — пропасть. Никогда не скажешь, что тебе и ему — пятнадцать.
Коля жил в своем доме. Мы вошли во двор и первое, что увидели, было… маленькое хоккейное поле, расчерченное по всем правилам, с синей и красной полосами, с кругом посредине.
— Ты посмотри, Катя — и ворота есть.
Ворота, правда, напоминали разноцветные цыганские кибитки, довольно драные, или лоскутное одеяло.
— Давай прокатимся, а?
Мы перешагнули доски, которые огораживали поле, и попали в ледяную кашицу. Видно, каток недавно залили, и он еще не успел замерзнуть.
— Ой, испортили лед! — сказала я.
— Ничего, еще зальют, — успокоила Лариска.
Мы вошли в дом. Нас приветливо встретила бабушка — довольно молодая, очень худенькая женщина. Она спросила:
— Вы к Коле? Проходите, проходите.
В самой большой комнате, куда нас пригласили, увидели такую картину: пол-Кольки, причем не лучшая его часть, торчало из-под шкафа. Он что-то делал там руками — острые лопатки ходуном ходили по спине.
— Коля! — крикнула бабушка звонким девчоночьим голосом, — к тебе пришли. Вылазь!
— Сейчас, — приглушенно сказал Коля, но продолжал заниматься своим делом.
Бабушка легонько хлопнула его. Колька смешно брыкнулся и сказал:
Ну, щас, генерала слеплю!
В конце концов Колька вылез и увидел нас. Покраснел ужасно. Накинулся на бабушку:
— Баушка, ну что ты не сказала!
А вот и первые березы — высоченные, под самое небушко. Они растут прямо у Ленькиной калитки. Я остановилась около них перевести дух. Сердце бьется ужасно. Это не только от бега. Я волнуюсь, честное слово. Интересно, чем он занимается? Какие у него глаза? Что он мне скажет — самое-самое первое слово…
Попыталась заглянуть в окна, но они занавешены. Только тени движутся. Театр теней. Пытаюсь угадать, где его. Не могу. Стало светлее. В чем дело? Оказывается, луна краешком выглянула из-за облака. Ага, вот почему нет звезд. Постояла еще немного, полюбовалась березами. Сердце билось так же громко. Боюсь услышит, как войду.
