Лариска пришла в настоящий восторг от такой речи, а я чуть не заплакала. Ну, зачем он паясничает, думала я. Неужели он не понимает, как это противно…
Мы подошли к Юркиному дому. Все окна были освещены, одно окно открыто. Слышались музыка, гомон, смех. Наши еще не разошлись. Лариска с Юркой стали тянуть меня в дом. Но я уперлась. С какой стати? Не хочу.
— Хватит уже демонстрировать верность, — сказала Лариска.
— Ну и дура ты! — сказала я.
Уж слишком зло это получилось. Пусть! У меня было такое состояние, что я могла бы и подраться. Лариска, наверное, обиделась и собиралась затеять со мной объяснение, но я опередила ее.
— Адью! — сказала я и ушла домой.
Второго мая мы не учились. Я просидела весь день дома. К Леньке не пошла, сама не знаю почему. Никто ко мне не пришел, никого не видела.
В школе Лариска сделал вид, что ничего не случилось, и первая со мной заговорила. Юрка тоже был общительный и веселый. Когда кончились уроки, Лариска подошла ко мне и ласково напомнила:
— Катюша, ты не забыла про 18.00? Ведь Юрка не трепался — не такой он человек. Первое представление состоялось вчера.
Лариска вся светилась. Мне стало неловко за нашу ссору, и я сказала:
— Давай так: кто старое помянет…
— Ладно-ладно, — сказала Лариска. — Чего там! Я же тебя люблю.
— Не меня…
— И тебя тоже!
В 18.00 мы были на месте. Мы почему-то спрятались за деревьями («Так надо», — сказала Лариска) и стали наблюдать. Вот раскрылось окно Ленькиной палаты. А вот и он, желтолицый и желтоглазый — так непохожий на себя. Поздоровался с Юркой, полистал что-то на подоконнике и сказал:
— Поехали!
Юрка, задрав голову, стал объяснять ему сегодняшний урок алгебры. Он говорил скупо, точно и убедительно. Ленька кивал, подмигивал желтым глазом (опять одним глазом!). Юрке приходилось довольно громко говорить — все-таки на второй этаж, поэтому к концу урока появились первые заинтересованные. Окна в некоторых палатах открылись, и те, у кого, должно быть, плохо было с алгеброй, тоже внимательно слушали.
Урок был закончен по всем правилам: «учитель» закрепил материал. Ленька хотел было выбросить ему тетрадь, для проверки, но медсестра подкараулила. Она сказала строго:
— Больной! Вы же инфекционный! Вам противопоказано всякое общение с окружающими!
Тут Лариска вытащила из портфеля медный колокол (где только она и взяла?!) и зазвонила. Это означало, что урок окончен, и мы вышли из засады.
Ленька так обрадовался, что чуть не вывалился из окна.
— Лови! — сказали мы и бросили ему в окно целлофановый пакет, набитый всякими вкусными вещами. По этому поводу снова выступила медсестра:
— Это же можно передать обычным способом!
— А мы не хотим обычным! Мы хотим оригинально! — сказал дурачась Юрка.
Ровно через десять минут Лариска строго сказала:
— Теперь урок немецкого!
— А русский?! — завопила я.
— Занимай очередь, дорогая, — сказала Лариска и стала «шпрехать».
Тут подошел Колян. Он сначала ничего не понял. Когда наконец до него дошло, он изрек:
— Не дадут человеку поболеть спокойно.
— Покой нам только снился, — отрезала Лариска.
Но Колян не сдавался:
— Лично я вижу другие сны! А тебе, Рыбин, я лучше принесу «Исторические анекдоты» в двух томах — хоть это скрасит тебе жизнь!
В общем, Юрка развил бурную деятельность не на шутку и втравил меня в это дело. Теперь к литературе я готовилась особенно тщательно — меня слушал не только Ленька.
Марусе мы ничего не говорили. Она узнала об этом случайно и ужасно раскипятилась.
— Хороши, хороши! Порадовать меня вам даже в голову не пришло! Можно подумать, что я к Рыбину никакого отношения не имею. Вот публика!
— Мы хотели сюрприз.
— Вашими сюрпризами я сыта по горло!
Короче говоря, дело кончилось тем, что мы с Марусей придумали Леньке тему домашнего, вернее, больничного сочинения, такую хитрую, что он нигде не мог списать.
Мы приходили к Леньке каждый день, и каждый день он говорил нам: «Пишу-пишу!» На третий день он швырнул нам сверток. Там оказалась тетрадь по литературе. Мы открыли ее. На первой странице была написана одна-единственная фраза:
«Возьмите меня в 9-й класс — я хороший!»
Маруся долго хохотала, прямо до слез.
— Мария Алексеевна, ну как?
Маруся сказала с комической серьезностью:
— Думаю, нам крепко не поздоровится, если мы потеряем единственного отличника. А потом, оставлять на второй год хотя бы просто пятерочника — это же беспрецедентный случай…
Она хитро посмотрела на Дорофеича.
Юрка взмолился:
— Ну, Мария Алексеевна!
— Все, Юрочка, дорогой! Нет больше пятерочника, есть отличник!
— Да я вовсе не об этом, — смутился Юрка.
— Ладно уж, Дорофеич, не кокетничай!
Леньку выписали из больницы за неделю до экзаменов. Чувствовал он себя неплохо. Конечно, как и все мы, он засел за книги. Дорог был каждый час.
Но однажды вечером Ленька пришел к нам домой. Выпили чаю, поболтали о том, о сем. Я чувствовала, что Леньки пришел не просто так. И не ошиблась. Ленька сказал:
— Катя, как ты смотришь на то, чтобы завтра рано утречком сходить в лес? Часа на два.
— Ты не забыл про березовый сок?
— Нет.
— Интересно, будет так, как я представляла…
Ленька посмотрел на меня удивленно.
— Да, все до мельчайших подробностей.