Третий король - [46]

Для начала они легли на ковер и заглянули под ближайший шкаф. Потом Катажина направилась к камину и принялась прилежно осматривать висевшие по сторонам картины и ощупывать стенные выступы.

Стефан же, встав на колени, собрался заглянуть под следующий шкаф. Но не успел, потому что его взгляд случайно упал на дверь оружейной. Между створками чернела узкая щель. Странно, он мог поклясться, что минуту назад ее там не было.

Щель расширилась, и дверь тихонько скрипнула. Катажина резко обернулась и прямо перед собой между дверными створками увидела металлический наконечник стрелы, нацеленный ей в грудь.

Вечорек, не раздумывая, схватил обеими руками край ковра и сильно дернул его. Катажина как подкошенная упала на пол, едва-едва успев подставить руки, чтобы защитить лицо.

И тут же над ее головой раздался зловещий свист.

Вскочив, Вечорек молнией метнулся к двери оружейной, но та мгновенно захлопнулась, и в двери повернулся ключ.

Капитан с разбегу ударил в дверь плечом, однако она даже не дрогнула. Тогда Стефан схватил за руку Катажину и потащил ее к лестнице. Они быстро побежали вниз по мраморным ступеням.

— Куда это мы? — прошептала, переводя дух, Катажина, когда они ненадолго остановились в холле.

— Тише. — Вечорек приложил к губам палец и, сунув в карман руку, щелкнул предохранителем пистолета. Они на цыпочках двинулись к двери, ведущей в подземелье.

Их сразу же обдало волной холода. Слабые лампочки под сводчатым потолком все так же отбрасывали на влажные стены свой тусклый свет.

Вдалеке виднелась полуоткрытая дверь, из-за которой доносился хриплый голос Вильчкевича:

— Признавайся! Ну!

Оружейник стоял, широко расставив ноги и держа перед собой заряженный арбалет. Взгляды Стефана и Катажины обратились на деревянный щит, на котором всего лишь несколько часов назад они видели гротескное изображение воинов в старинных одеждах. Воины, впрочем, никуда не делись, но не они были сейчас той мишенью, в которую целился Вильчкевич.

У щита неподвижно стояла Ванда, а у ее плеча торчала глубоко вонзившаяся в дерево стрела.

«Святой Себастьян», мелькнуло в голове у Вечорека.

Ванда в смертельном испуге смотрела на Вильчкевича, который бесстрастно произнес:

— И не вздумай шевельнуться или закричать, все равно никто тебя не услышит. Ты лгала. Лгала над его трупом, без зазрения совести, не чувствуя никакой жалости или сострадания. Я тебя тоже не пожалею. Я требую, чтобы ты созналась. Здесь, сейчас. Больше ничего. А потом... потом не знаю, что я сделаю. Может, убью тебя, а может, передам в руки полиции. Не знаю. Но ты должна сознаться. Ну!

Но Ванда молчала, не сводя глаз с острия стрелы. Вильчкевич приподнял арбалет...

В этот момент оружие выпало из рук Вильчкевича и отлетело к стене. Он было дернулся, но простой на первый взгляд захват капитана не дал ему сдвинуться с места.

Катажина подбежала к Ванде, которая едва держалась на ногах.

— Она бы созналась, — шептал Вильчкевич. — Слышите!

Стефан ослабил хватку.

— На ее месте я бы тоже сознался, — спокойно возразил он. — Но за принуждение возможного преступника к признанию пыткой привлекают к уголовной ответственности. Вдобавок, промахнись вы сантиметра на два, в Борах была бы вторая смерть за ночь!

— Я бы никогда не промахнулся, — вскинув голову, ответил Вильчкевич и взглянул на Ванду, которая, тяжело дыша, стояла у стены. — Сомневаюсь, что от нее можно было добиться правды обычными средствами, пан Умник. Не знаю, что вам тут понадобилось, но, дай вы мне еще хоть пять минут, я получил бы ее письменные показания, и суду было бы нечего делать.

— Боюсь, что признания, вырванные подобным способом, в суде не имели бы силы, так что пани Ванде даже не потребуется доказывать свою невиновность.

— Невиновность?! — Вильчкевич подбежал к Ванде. — Может, ты сама расскажешь этим ревнителям твоей невиновности, откуда я знаю, что это ты убила Владека?

Ванда молчала. Катажина инстинктивно загородила ее собой, и Вечорек слегка улыбнулся. Он вдруг подумал, как изумился бы пан Вильчкевич, если бы обнаружил, что это хрупкое, слабое юное создание способно обезвредить взрослого мужчину ничуть не хуже своего мужа.

— Ну, выкладывай! Не стесняйся! Скрыть все равно не удастся. Расскажи, как я зашел к тебе в комнату, ни о чем не подозревая, только чтобы поговорить с тобой... Как-никак мы здесь служим, остальные в музее чужие... Так вот, я зашел к тебе — и сразу понял, что ты солгала. Этой ночью никто даже не дотронулся до твоей постели. — Он повернулся к Вечореку. — Постель была не смята! А в библиотеке она лгала нам в глаза! Но вот кое в чем она допустила, как и все убийцы, ошибку — и мне все стало ясно. О, я и вида не подал! — Он зло усмехнулся. — Я позвал ее сюда, сказал, что нашел нечто важное, улику, которую должен ей показать. Она, вероятно, обрадовалась, подумала, что обвинят невиновного. Пошла со мной, ничего не заподозрив. А потом я взял арбалет... Она не могла и пошевелиться, это точно. И закричать не посмела. — Он повернулся к Ванде. — Но если ты надеялась выкрутиться, то ты меня, дорогуша, недооценила! Не ворвись сюда так некстати эти люди, я бы уже держал в руках твое письменное признание. Хотя, может, оно и к лучшему, что нас тут четверо. Советую лучше выложить все как на духу. Не то... — он зловеще помолчал. — Клянусь, что ты не выйдешь отсюда, покуда не скажешь, как и почему ты его убила!