Треснутая трубка - [36]

— Саржов? — переспросил Отто Ойслендер и вдруг заговорил по-русски. — Не слышал. Курчатова, Иоффе я знал…

— Саржов — молодой физик.

Гурьян хотел добавить, что Саржов сам нашел решение формулы Голубой радуги, но заметил: ученый хочет сказать еще что-то. Однако силы профессора, видимо, были на исходе. Гурьяну пришлось низко склониться к нему, чтобы расслышать его слова.

— Спасибо вам, советские люди… — прошептал Ойслендер. — Теперь я спокоен, наконец-то исправил свою ошибку: мои формулы в надежных руках…

— О какой ошибке вы говорите, профессор? — спросил Гурьян.

— Если бы я когда-то передал свои формулы не английскому посольству, вторая мировая война, возможно, не была бы столь жестокой и долгой… Простите, не доверял я вам тогда… Благодарю вас…

Обессилев окончательно, профессор закрыл глаза. Его губы, только что принявшие было цвет жизни, опять посинели. Степанов проверил его пульс: он был очень слабый, с перебоями.

— У него мозговая опухоль, — объяснил Карл Мюллер, увидев, что ученый опять потерял сознание. — Временами у него совсем теряется память. Ах, знали бы вы, как мучил его этот палач, фон Бранхаус…

Вспомнив, вероятно, столь ненавистное имя, Мюллер сильно заволновался и успокоился только после нескольких глотков студеной воды.

— Карл, — сказал ему Гурьян, — вы здесь в безопасности, так что попытайтесь-ка успокоиться и уснуть хотя бы на несколько часов. А подойдут наши остальные товарищи — мы вас доставим в лагерь экспедиции. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Мюллер проснулся лишь к вечеру. Сразу попытался встать, но Гурьян уговорил его не спешить. Сам же присел к нему ближе и, не прерывая, внимательно выслушал рассказ узника, чудом вырвавшегося из горной крепости.

…Отец Карла, как и многие другие инженеры, во время войны работал на испытательном полигоне, укрытом в подземельях полуострова Варнемюнде. Мать погибла под английской бомбой, когда Карлу было всего четыре года. Поняв, что судьба Гитлера и его приспешников решена, что под ударами Советской Армии вот-вот падет Берлин, фашистские ученые-ракетчики заволновались за свою собственную судьбу. И тогда их главарь фон Бранхаус, забрав с собой ближайших сотрудников, нужных ученых и основные научные разработки, сел в подводную лодку и вышел в открытый океан.

«Я знал, какой страшный человек фон Бранхаус, знал, что живых свидетелей на полигоне он все равно не оставит, и потому попросил его разрешить взять тебя с собой, — рассказывал мне потом отец. — Сначала он не разрешил, а потом вдруг расхохотался, как сумасшедший, и сказал: «Что ж, берите. Руководить будущими поколениями тоже должны настоящие арийцы!»

Подводная лодка, избегая встреч с кем бы то ни было, несколько месяцев бороздила океан, выискивая что-то нужное фон Бранхаусу, и наконец подошла к берегу Африки в том месте, которого избегали даже маленькие суда, не то, чтобы океанские пароходы. Это был берег Сараматских гор. Здесь и обосновал фон Бранхаус свою страшную колонию.

Узнав из сообщений радиостанций мира о Нюрнбергском процессе, фон Бранхаус поклялся отомстить глупому человечеству, которое не захотело понять благородства арийцев, взявших на себя тяжкую миссию править миром. Но зато уж в своей крепости-колонии фон Бранхаус правил по-настоящему! Он собственноручно пристрелил двух своих помощников, рискнувших высказаться в том духе, что, это, мол, тоже не жизнь — обитать годами в такой дыре. Третий, слова богу, сам сообразил броситься со скалы на камни… Что же до простых ученых и инженеров — их доля делать то, что надобно ему, фон Бранхаусу. Черновую же работу по строительству крепости выполняли рабочие и негры, выловленные солдатами близ Сараматских гор. И ни один из них после завершения работ не ушел живым…

Особенным «вниманием» Бранхауса в крепости пользовался Отто Ойслендер. Тайные агенты дальновидного главаря фашистских ракетчиков еще на Варнемюнде сфотографировали бумаги со сложными формулами, которые ученый всегда хранил в личном сейфе. Фон Бранхаус быстро сообразил, что открытие Ойслендера — совершенно новое слово в науке, и установил за профессором бдительное наблюдение. Но ученый почему-то совсем перестал интересоваться своими формулами, а однажды взял да и бросил все бумаги из сейфа в печь… Потеряв надежду получить открытие в готовом виде, фон Бранхаус спрятал Ойслендера в один из своих тайников и лично сам начал выведывать у физика данные о практическом применении изобретения. Один допрос следовал за другим, перемежаясь с жестокими и изощренными пытками, но профессор молчал. Лишь однажды, когда английские самолеты совершили очередной налет на Варнемюнде, он, глядя нацисту прямо в глаза, сказал:

— Фашизму конец, уважаемый «фон». Жалею только об одном: не удалось мне с оружием в руках сражаться против вас. А насчет моего изобретения вы правы, Бранхаус: уже в те дни, когда солдаты Гитлера победоносно шествовали по Европе, я изобрел оружие чудовищной силы. Но, побоявшись, что им завладеют такие, как вы, я сжег все окончательные расчеты. То же, что удалось сфотографировать вашим агентам, всего лишь третья часть формулы. Да и то это был ошибочный вариант. Так что вам и вашим тупоголовым помощникам никогда не создать того оружия!