Трепанация прошлого - [44]

— Мы — это капитан Леонидов и я, — объяснил Прохоров. — Мы приехали, в присутствии понятых, под протокол, изъяли визитные карточки, записную книжку и вообще все бумаги, которые нашли. Потом меня отвезли на станцию, но на последнюю электричку я, конечно, опоздал и был доставлен сюда на нашей служебной машине.

Гурова трясло от бешенства. Щербаков со своим стремлением натаскать молодых работников практически завалил все дело.

— Сигарет ни у кого нет? — спросил сыщик сдавленным от ярости голосом.

Он даже не видел, кто ему протянул пачку и зажигалку, просто взял их, забыл даже поблагодарить и вышел из комнаты.

— Чаю мальчишке налейте и дайте чего-нибудь поесть, а то на него смотреть больно, — сказал Щербаков у него за спиной.

Глава 9

Выходить на улицу Гурову не хотелось, поэтому он зашел в туалет и закурил. Вообще-то новыми правилами это было запрещено, да только кто их выполняет, особенно ночью? Он стоял возле окна и смотрел в темноту. На языке у него вертелись такие выражения, что самому было противно.

Он услышал, как открылась дверь, раздались чьи-то шаги, но не повернулся. Это мог быть только Щербаков, а вот видеть его сейчас Льву Ивановичу хотелось меньше всего.

— Сигарету дай, — услышал он голос Владимира Николаевича, но не обернулся, а просто бросил пачку и зажигалку на подоконник.

Щербаков закурил.

Некоторое время они молчали, а потом генерал сказал:

— Да, Лева, я был не прав. Я поторопился и в результате ошибся. Считай, что ты высказал мне все, что у тебя накипело, а я это выслушал и согласился с каждым словом.

— Дело не в амбициях, — не глядя на него, устало проговорил Лев. — А в том, что после такого демарша мы можем поставить на деле большой и жирный крест. Может быть, ночью охранники этого ЧОПа и не станут звонить Краснову, но утром точно доложат. Осипов же для них свой, они почти все ему по гроб жизни обязаны. Как же не сообщить о том, что у него в доме творится? А уж выяснить у понятых, что именно изъяли, для охранников — плевое дело. У нас времени совсем мало, максимум до девяти часов утра. Если мы сумеем придумать железную отмазку, почему изъяли именно то, что теперь у нас, еще можно будет что-то спасти. Не получится — я тебе действительно утром на стол рапорт положу, потому что работать через известное место не умею. — Гуров забрал с подоконника сигареты и зажигалку, вышел из туалета и вернулся в комнату.

Он не знал, у кого их взял, просто положил на стол, присел и обвел всех усталым взглядом. Тишина в комнате стояла гробовая, все боялись пошевелиться. Даже опер из Истры застыл с чайной чашкой в одной руке и куском пиццы в другой.

Крячко знал Гурова лучше остальных. Он понимал, что взрыв может быть такой силы, что от здания мелкая кирпичная крошка останется. Поэтому Стас сидел, опустив очи долу, и разве что руки на груди не сложил как покойник.

— Мне надо что-то объяснять? — спросил Лев Иванович.

— Нет, — тихо прошелестело по комнате.

— Мы что-то не так сделали? — осторожно спросил опер из Истры.

— Уж ты-то точно ни в чем не виноват, — со вздохом ответил сыщик.

Он судорожно искал выход из положения, отметал один вариант за другим.

Тут в комнату вернулся Щербаков и сказал ему:

— Я решил проблему. Потом расскажу, как именно. А сейчас к делу.

В комнате все как-то сразу оживились, задвигались, а Владимир Николаевич спросил у парнишки:

— Ты тот самый лейтенант Прохоров, который выезжал в Березок, когда произошло нападение на Осипова, и допрашивал охранников на въезде?

— Так точно! — вскочив, ответил тот. — Я всегда по выходным на все вызовы выезжаю. Еще криминалисты.

— Сиди, — махнул рукой Щербаков. — Почему всегда?

— У всех семьи, дети, люди хотят в выходные с ними побыть, а я не женат, вот меня и ставят, — объяснил Прохоров, чувствуя себя ужасно неловко из-за того, что сидел перед старшим по званию.

— Расскажи мне, что было в ту ночь. Вот поступил вызов, ты и криминалисты приехали на место. Что дальше?

— Мы проследовали на место преступления. К нашему приезду потерпевшего уже увезли. Пожарные тоже уехали. Я нашел понятых из числа соседей, они оставались в доме, пока работали криминалисты. Все люди, собравшиеся возле дома Осипова, в один голос утверждали, что никто из жителей поселка такое преступление совершить не мог. Поэтому я, пока работали криминалисты, пошел допросить охранников на въезде. Их двое. Они заявили, что никого из посторонних в этот день на территории поселка не было. В доказательство один из охранников, Богданов, показал мне книгу учета записей въезда и выезда автомобилей. Я ее просмотрел и выразил сомнение в подлинности этих сведений. Почти все записи за последнюю неделю были сделаны одной рукой. Тогда второй охранник, Иван Скородубов, объяснил мне, что его жена из дома выгнала. Он обратился за помощью к руководителю ЧОПа «Сподвижники». Тот вошел в его положение и отправил работать в этот поселок. Там есть домик для охраны, а в нем диван, на котором ребята по очереди спят. Обычно они дежурят сутки через трое, а Скородубов согласился работать каждый день, потому что ему жить негде. Поэтому другие охранники заступали на службу по графику, а он нес ее постоянно. Но, приехав в поселок, Иван очень сильно подвернул ногу. Он мне показал, она у него забинтована была. Из-за этого Скородубов большую часть времени проводил внутри домика. Он наблюдал по монитору за наружным периметром ограды, видел машины и вел этот журнал. Обход территории Иван совершал утром, чтобы никто не видел, как он хромает. Если бы жители заметили, что на дежурство больного охранника прислали, они могли бы возмутиться и расторгнуть договор с ЧОПом. Скородубов не хотел подвести своего начальника, который ему так помог. Второй охранник открывал и закрывал ворота, осуществлял дневной и вечерний обход территории.