Тремарнок - [62]

Если, как уверяли врачи, Рози и выживет, прежней их жизнь уже не будет. Никто пока не говорил, будут ли физические способности Рози теперь еще более ограничены, и если да, то как это проявится. А еще эти пять процентов опухоли, которые удалять чересчур опасно. Врачи надеялись, что опухоль «уснет», но если она начнет расти, то снова операция. И им снова нужно будет выстоять в этой битве.

Вернется ли она на работу? Едва ли. Пройдут месяцы, прежде чем Рози снова сможет посещать школу, к тому же ей все равно предстоят обследования и наверняка химио- и лучевая терапия. Где-то придется доставать деньги.

Лиз никогда не получала никаких пособий. После разрыва с Грегом она несколько недель упивалась горем, а потом поняла, что им с Рози никто, кроме нее самой, не поможет выбраться из этого кошмара. Жестко отчитав саму себя, она приняла решение уехать из Лондона.

И она гордилась их достижениями. Пускай они с Рози не шикуют, но зато справляются сами, без чужой помощи. Лиз считала, что лучше уж работать на двух, трех или четырех работах, чем надеяться на государственные подачки. Однако теперь выбора у нее не оставалось.

Ее Ослик Иа по-прежнему стоял возле «Дельфина», и однажды вечером Ханна по просьбе Лиз села в него и приехала в Бристоль. Часов в семь вечера они встретились в регистратуре, и Лиз подумала, что источник сияния, исходящего от ее подруги, зовется Нормальная Жизнь. Что такая существует, сама Лиз уже забыла.

На Ханне была темная юбка-карандаш, красные туфли на высоком каблуке и белая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Жакет она набросила на плечи. Щеки светились здоровым румянцем, на губах играла непринужденная, уверенная улыбка – на Ханну невозможно было не засмотреться, вот люди и оглядывались. Всем своим видом она показывала, что дела у нее лучше не придумаешь.

Она хотела было обнять Лиз, но замялась.

– Дорогая, ты совсем измученная.

Лиз пожала плечами.

– В больнице всегда так. Тут все постепенно сереют.

Они сели на скрипучий диван возле кофемашины, почти соприкасаясь коленями, – так близко, но все же разделенные невидимым барьером. Ханна напоминала цветок, высаженный в отличный грунт, где ему доставалось вдоволь света и влаги, а Лиз и Рози приходилось довольствоваться тенью.

– Что ты, ерунда, – живо ответила Ханна, когда Лиз принялась рассыпаться в благодарностях, – тут мои школьные приятели живут, как раз и повидаюсь с ними. Да и прокатиться с ветерком всегда круто! Хотя твой Ослик Иа знал и лучшие времена, да? Это уже почти винтаж!

Она пригласила Лиз поужинать с ней и ее друзьями, но Лиз не захотела оставлять Рози.

– Я тебе на днях позвоню, – Ханна протянула ей ключи, – береги себя и постарайся выспаться.

Как только Рози пришла в себя и ее переместили в обычную палату, на автобусе приехала Пэт – посидеть с малышкой, пока Лиз займется оформлением пособий. Отвечая на собеседованиях на вопросы, Лиз ощущала пустоту, словно у нее отняли сокровище, после разрыва с Грегом ставшее для нее самым дорогим, – способность обеспечивать себя и Рози.

Отнеслись к ней везде с пониманием, помогли заполнить необходимые бумаги, но подавленность Лиз только возросла. Отныне она зависела от щедрости других и потому была им обязана. Это чувство привил ей Грег – он то и дело подчеркивал, что она живет в его квартире и вообще за его счет. Тогда Лиз почти поверила, что все ее существование зависит от него, и проходить через это снова было тяжело вдвойне.

– Тебе нечего стыдиться, – успокаивала ее Пэт, когда Лиз вернулась в больницу, – ты платила налоги и взносы в фонд национального страхования, а теперь тебе просто возвращают эти деньги, у тебя полное право на них.

Но ее слова облегчения не принесли.

Через неделю после операции Рози впервые приняла ванну. Бинты сняли, и Лиз получила разрешение помыть бритую голову, от засохшей крови вода сделалась красной.

Втирая шампунь – мягко, чтобы не задевать швы, – Лиз старалась дышать глубоко и равномерно, чтобы не расплакаться. Совершенное с ее дочерью казалось ей бесчеловечным надругательством, а собственная неспособность защитить Рози заставляла ее трястись от ярости, хотя Лиз и убеждала себя, что откажись она от операции, и сейчас все было бы намного хуже.

Доверившись мягким рукам матери, Рози неподвижно лежала в теплой воде.

– Сверкаешь как стеклышко, – сказала Лиз, помогая ей выбраться из ванны; она закутала дочь в большое белое полотенце.

Изуродованная шрамами голова Рози наводила на мысли о фильме ужасов.

Еще через неделю врачи сняли семьдесят скобок и наконец разрешили Рози вернуться домой. На вопрос Роберта, можно ли ему зайти повидаться, Лиз отказала, сославшись на самочувствие девочки.

«Могу я позвонить через несколько дней?» – спросил он, но Лиз промолчала. А что ей ответить? Что она боится сорваться и не сможет ничего толком объяснить или что знает его слишком плохо, чтобы делиться своими страхами? Перед дочерью она держалась из последних сил, на Роберта ее попросту не хватит.

Она перенесла Рози из машины в детскую, где в воздухе висел запах несвежего постельного белья.

– Подожди секунду, я машину закрою, – сказала Лиз, поправив подушки.