Владька вздрогнул, хотел обидеться и вдруг почувствовал, что страх прошел.
Он с удовольствием проорал бы что-нибудь веселое, потому что очень уж здорово, когда страх из тебя уходит, уползает из того самого места, где он всегда прячется — под ложечкой. Но рот плотно залепил загубник, и орать никак было невозможно, а можно было только погудеть в трубку.
Владька погудел: у-у-у.
«Как домовой», — подумал он и совсем успокоился.
Олег сноровисто и быстро перекусил проволоку.
Владька тоже попробовал, и оказалось, что это не очень трудно.
Кусачки были привязаны к руке — зубастые, острые кусачки. Щелк! Проволока дергается вперед и долго еще покачивается, как стебель розы.
Владька увидел, как Олеговы руки сгибают перекушенную проволоку.
«Чтоб другие не напоролись», — сообразил Владька и тоже стал загибать.
Это оказалось посложнее, чем перекусывать. Он сразу же укололся, потом еще и еще.
«А вдруг руки нарывать станут? Как же я буду играть? — подумал он и перестал загибать, — сойдет и так».
Скоро Владька почувствовал, как кожу начинает стягивать, а нижняя челюсть противно дрожит — наверное, не будь во рту резинового загубника, зубы дробно заклацали бы, выбивая дробь.
«Простужусь еще в этой канаве, черт бы ее взял».
Кусачки глухо щелкали, но это уже не доставляло Владьке никакой радости.
«Удрать бы, — тоскливо подумал он, — погреться бы».
Он покосился на Олега, но тот не делал никаких знаков, работал себе.
Владька начал злиться.
«Ишь, шурует! Как машина! Нанялись мы, что ли? Я им не лошадь. Не хочу больше».
Он ударил ластами, проплыл вдоль борта и влез в катер.
— Устал, Владик? — спросила Тамико.
— А ты как думала? Расселись тут в тепле! Сама бы попробовала.
Тамико залилась румянцем и отвернулась.
— Давай сюда маску и кусачки! Все давай! — сказал Жорка и грубо сдернул ласт с Владькиной ноги.
— Ты чего? Чего ты? — пробормотал Владька.
— Того. Перетрудился ты больно. Можешь вообще уматывать с катера, если тебе тут не нравится.
Владька посмотрел в сердитые Жоркины глаза, оглянулся на хмурого Димку и промолчал.
…Жорку Олег прогнал из воды почти насильно.
— Иди, иди, — сказал он, вынув изо рта загубник, — ты уже синий, как чернила. Дай Димке потрудиться. Тут уж пустяки остались.
Жорка с Владькой отогревались на солнышке, а Тамико сидела напряженная, будто прислушивалась к чему-то — точь-в-точь настороженный жеребенок: ушки на макушке и в глазах тревога.
На палубу баржи снова выполз зловещий дед. Глаза его совсем заплыли, а на щеке четко отпечатались две пуговки от подушки.
— Загораете? — снова заскрипел он. — До зимы вам здесь загорать.
Он говорил это с видимым удовольствием. Потом разглядел в воде Олега с Димкой.
— Ишь чего удумали! Гляди-кось, совсем ошалели, в воду лезут, — дед передернулся, — все едино вам здесь загорать…
Дед неожиданно поперхнулся и вытаращил глаза, потому что катер вдруг качнулся и медленно поплыл по течению.
Тамико вскочила, обняла Жорку.
— Чувствуешь, Жорик! Ты чувствуешь — плывем! Мы плывем!
Жорка заорал что-то непонятное и счастливое, и тотчас из воды высунулись головы Олега и Димки.
Они с двух сторон взялись за борта, забурлили ластами. Потом оба разом забрались в катер и сняли маски.
Олег долго молчал, устало опустив плечи. Потом сказал:
— Плохо дело, братцы. Винт не освободить. Там такой тугой клубок, что кусачки не берут.
Все рушилось. Жорка почувствовал, как кто-то ласково погладил его по плечу и, не оглядываясь, понял — Тамико.
Жорка изо всех сил стиснул зубы и сидел сбычившись, боясь поднять голову.
И снова выручил Димка. Мудрый, золотой человек Димка.
— В мостоотряд идти надо. Там помогут. Газорезчику винт освободить — раз плюнуть.
— Что же он, сюда придет? — насмешливо спросил Владька. — Ты скажешь.
— Зачем сюда? — спокойно ответил Димка. — Сами к нему придем. На «Акуле» катер отбуксируем.
— А потом он в воду полезет, твой резчик?
— А потом — суп с котом. Потом поглядим. Там уж ребята придумают. Они что хочешь придумают, — ответил Димка.
Он сказал это как-то по-особому — уверенно и гордо, так, что Жорке стало даже завидно. Очень здорово иметь друзей, которые могут придумать все что хочешь.
— Решено. Молодец, Димка, — сказал Олег.
Катер, такой легкий, невесомый раньше, катер, который носился, едва касаясь воды — только успевай выжимать газ, стал тяжелым и неповоротливым, как колода.
«Акула» тащила его рывками. Цепь провисала, и гичка легко-легко рвалась вперед.
Потом — дерг! Цепь натягивалась, и «Акула» прыгала назад, а катер, как черепаха, чуточку подавался вперед.
Олег греб двумя веслами, на другой паре — каждому по веслу, часто менялись мальчишки.
Когда выбрались на Неву — ох, и досталось же всем!
Владька сначала дул на горячие, багровые ладони, даже платок разорвал и обернул их — скрипачу мозоли ни к чему, скрипка — она штука деликатная.
Владька попробовал и филонить. Он только делал вид, что гребет — махал веслом вхолостую. Но лодку сразу стало разворачивать, Жорка догадался, в чем дело, и с таким бешенством взглянул на Владьку, что тот сразу навалился на свое весло. Он греб со злостью, рывками.
Все оказалось посложнее, потяжелее, чем тогда, на бону, когда он всех небрежно победил и гордый шел по белому помосту.