Транзит - [48]

– Ты всегда в темном! – сказала она. Я почувствовала запах ее парфюма. На ней было мягкое вязаное платье из кремовой пряжи. Она подошла еще ближе, изучая мое лицо. Кончиками пальцев она провела по моей щеке, а затем посмотрела на них.

– Мне просто интересно, что ты нанесла на кожу, – сказала она. – Ты такая бледная. В этом, – она опять дотронулась до моей одежды, – ты выглядишь изможденной.

Она представила меня другим женщинам, которые, не вставая из глубины дивана, протянули мне голые руки с ногтями, покрытыми лаком. Одна из них была темноволосой, изящной, с чувственными накрашенными губами и длинным, узким, угловатым лицом. На ней было облегающее платье с леопардовым принтом, на жилистой шее – тяжелое колье. У другой женщины были светлые, шелковистые волосы; белое платье-футляр, в которое она была упакована, подчеркивало ее суровую нордическую красоту. Дети всё больше томились в своем углу, и вскоре маленькая девочка с крыльями из мягкой ткани, прикрепленными у нее за спиной, отделилась от группы и подошла к нам. Светловолосая женщина сказала ей что-то на иностранном языке, и девочка ответила ей недовольно. Затем она начала карабкаться на спинку дивана, на что женщина старалась не обращать внимания до тех пор, пока девочка не оказалась позади нее и не кинулась на нее сверху, крепко обвив руками ее шею.

– Элла! – сказала женщина испуганно. Она тщетно попыталась освободиться. – Элла, что ты делаешь?

Прижавшись всем телом к ее спине, широко раскрыв рот и запрокинув голову, девочка дико захохотала. Я видела белые маленькие зубы, только начавшие расти из ее розовых десен. Затем она переползла через плечо женщины ей на колени и, повиснув у нее на шее, стала непринужденно извиваться и лягаться. Женщина, казалось, либо не хотела, либо не могла взять ситуацию под контроль, и поэтому ей оставалось только вести себя так, будто ничего не происходит.

– Вы приехали на машине из Лондона? – спросила она меня с трудом, пока ребенок извивался у нее на коленях.

Было непросто участвовать в ее притворстве, потому что ребенок обнимал ее за шею так крепко, что, казалось, вот-вот должен был ее задушить. К счастью, мимо проходил Лоуренс, и он с легкостью отцепил девочку вместе с крыльями от женщины, взял ее, внезапно обмякшую и не оказывающую сопротивления, на руки и отнес в другой конец комнаты. Наблюдая за ним, женщина дотронулась рукой до шеи, где остались красные следы.

– Лоуренс так хорошо ладит с Эллой, – сказала она. Она говорила спокойно, почти незаинтересованно, будто наблюдала за сценой, которая только что произошла, со стороны, а не участвовала в ней. Она говорила с легким акцентом, чуть растягивая слова. – Она признает его авторитет и при этом не боится его.

Ее звали Биргит. Она сказала мне, что изучает поведение и характер Лоуренса уже год, с того момента, как он сошелся с Элоиз. Элоиз – ее старая подруга; Биргит хотела убедиться, что Лоуренс достаточно хорош для нее. Первое время он приходил в ярость от ее испытующего взгляда и от того, как она оспаривала всё, что он говорил и делал, но в конце концов они стали ближе и часто оставались беседовать после того, как Элоиз уходила спать. Элоиз сильно устает, добавила Биргит, из-за того, что у ее младшего сына проблемы со сном и он просыпается по несколько раз за ночь; старший же сын в это время переживает непростой период в школе. У Элоиз нет сил спорить с Лоуренсом, который любит настоять на своем, и поэтому Биргит делает это вместо нее.

– Элоиз уже это проходила, – сказала Биргит. – Она нравится мужчинам, потому что производит впечатление независимой женщины, хотя на самом деле она очень покорная. Она привлекает к себе агрессоров, – добавила она, сморщив нос. – Ее последний муж был просто свиньей.

У Биргит были необычайно длинные и узкие глаза неземного бледно-зеленого цвета. Ее волосы тоже были бледными, почти белыми, а при свете горящих свечей ее кожа выглядела как цельный плотный мрамор. Я спросила, откуда она родом, и она ответила, что родилась и выросла в Швеции, но с восемнадцати лет живет здесь. Она приехала сюда учиться в университете и встретила своего будущего мужа, однокурсника, в первом же семестре. Они поженились во время каникул и, к недоумению однокурсников, вернулись мужем и женой. Джонатан не смог прийти на ужин, добавила она. У него слишком много работы, и он подумал, что им с Эллой было бы неплохо поехать вместе. Она решила, что сама за руль не сядет, так как раньше никуда не ездила на машине вдвоем с Эллой. Они приехали на поезде.

– Поэтому я спросила, на машине вы или нет, – сказала она. – Мне было страшно сесть за руль.

Я сказала, что она правильно боялась, и она выслушала меня с неизменным самообладанием, качая головой.

– Когда боишься чего-то, – сказала она, – это знак, что именно это тебе и нужно сделать.

Она сама всегда жила согласно этой философии, добавила она, но после рождения Эллы заметила, что совсем перестала ей следовать. Они с Джонатаном долго ждали появления ребенка: она узнала, что беременна, на свой сороковой день рождения. Можно сказать, мы ждали до последнего, прибавила она. Конечно, биологически она могла бы и сейчас зачать ребенка – ей сорок четыре – но у нее нет желания. Было довольно трудно включить Эллу в их совместную жизнь после того, как они прожили вдвоем больше двадцати лет. Они уже не были такими гибкими, как в восемнадцать. Невероятно сложно ввести новый элемент в уже устоявшуюся систему. Не то чтобы мы тогда уже со всем определились, добавила она. Но нам было хорошо как есть.