Транзит - [13]

Строитель сказал мне, что его ребята приедут быстро, будут к восьми в понедельник. Мне следует убрать и накрыть пленкой все вещи. Если повезет, мы приведем всё в порядок за несколько недель. Он посмотрел на цокольный этаж, где грязный тюль завешивал маленькое окно. Из квартиры внизу слабо доносился лай собаки.

– Только это не исправишь, – сказал он.

Он спросил, смогу ли я найти другое жилье в такие короткие сроки. Квартира превратится в строительную площадку: будет много грязи и пыли, особенно в начале. Я сказала, что для себя пока ничего не нашла, но мои сыновья смогут поехать к отцу и остаться у него. Прищурив глаза, он посмотрел прямо на меня.

– Он, получается, живет неподалеку? – спросил он.

Если с детьми всё улажено, продолжил он, мы должны справиться. Теперь никто не будет переживать хотя бы из-за них. Он сказал, что рабочие могут не трогать до последнего одну из спален. Когда они закончат со всем остальным, сказал он, я смогу переехать в другую, которая уже будет готова. Он открыл дверь своего фургона и забрался внутрь. Я увидела, что внутри валяется куча картонных стаканчиков из-под кофе, упаковка от еды и клочки бумаги. Как я и говорил, уныло сказал строитель, работа предполагает постоянные разъезды. Иногда он проводит в фургоне целый день и завтракает, обедает и ужинает в нем. В конце концов оказываешься в окружении своих же объедков, сказал он, качая головой. Он завел машину, захлопнул дверь и, пока трогался, опустил окно.

– В понедельник, в восемь, – сказал он.

Я спросила Дейла, сможет ли он закрасить седину.

На улице становилось темно, капли дождя стекали по большим окнам салона, напоминая чернила, бегущие вниз по странице. За окнами вдоль потемневшей дороги медленно тащились машины. У всех у них горели фары. Дейл стоял позади меня, в зеркало я видела, как он приподнимает длинные сухие пряди моих волос, а затем отпускает их. Он внимательно рассматривал мое отражение. Его лицо было хмурым.

– В паре седых прядей нет ничего страшного, – сказал он неодобрительно.

Парикмахер, стоявшая позади другого клиента за соседним креслом, прикрыла усталые глаза и улыбнулась.

– Я крашу свои, – сказала она. – Многие красят.

– Но этим ты обрекаешь себя на определенные обязательства, – сказал Дейл. – Тебе придется возвращаться сюда каждые шесть недель. – Это приговор, – добавил он мрачно, и его глаза встретились в зеркале с моими. – Я хочу сказать, что к этому нужно быть готовой.

Парикмахер покосилась на меня и лениво улыбнулась.

– Для многих это не проблема, – сказала она. – Жизнь и так полна обязательств. По крайней мере, стоит попробовать, если это приносит радость.

Дейл спросил, красилась ли я когда-нибудь. Краска имеет свойство накапливаться, и тогда волосы приобретают неестественный и тусклый оттенок. Именно накопление краски в волосах, а не сам цвет приводит к такому результату. Люди часто окрашивают волосы самостоятельно, покупая коробку за коробкой в поисках натурального оттенка, но всё, что бы они ни делали, превращает их волосы в неопрятный слежавшийся парик. Но это, по всей видимости, для них предпочтительней, чем вкрапления естественного серебра. На самом деле, сказал Дейл, особые ценители считают искусственные волосы более реальными, чем те, что даны нам от природы: пока в отражении они видят что угодно, только не естественность, их совсем не беспокоит, что их волосы похожи на волосы манекена в витрине. Хотя у него есть одна клиентка, пожилая женщина, у которой седые волосы по пояс, и она носит их распущенными. Эти волосы, как борода старца, кажутся Дейлу символом ее мудрости. Она держит себя гордо, как королева, сказал он, и седая грива придает ей властный вид. Он опять приподнял мои волосы, подержал их на весу, а затем отпустил; в это время мы смотрели друг другу в глаза в зеркало.

– Речь идет о твоей природной власти, – сказал Дейл.

За соседним креслом женщина с пустым взглядом читала журнал «Гламур», пока руки парикмахера работали с ее волосами, прокрашивая каждую прядь и бережно оборачивая ее в фольгу. Парикмахер работала аккуратно и осторожно, хотя клиентка и не смотрела в ее сторону.

Салон представлял собой светлый, просторный, ярко освещенный зал с выкрашенными в белый цвет половыми досками и обшитой бархатом барочной мебелью. Резные рамы высоких зеркал тоже были выкрашены в белый. Зал освещали три больших светильника, которые висели на потолке и отражались во всех зеркалах. Салон находился на одной улице с невзрачными продовольственными магазинами, киосками с фастфудом и магазинами хозтоваров. Большая стеклянная витрина время от времени дребезжала, когда мимо проезжал грузовик.

Выражение лица Дейла в зеркале было непреклонным. У него самого были темные волосы – искусно уложенная копна кудрей с серебристыми прожилками. Он был высоким и узкокостным мужчиной лет сорока пяти, с элегантной прямой осанкой танцора. На нем был темный облегающий свитер, под которым виднелся намечающийся живот, слегка нависающий над узкими бедрами.

– Этим ты никого не обманешь, – сказал он. – Становится лишь очевидно, что тебе есть что скрывать.