Трансформация парадигмы перевода Корана на латинский язык: между полемикой и наукой - [5]
Параллельно с этим происходила другая, важнейшая трансформация парадигмы перевода и восприятия Корана, связанная с утверждением гуманизма в Европе. Именно в данном контексте был выполнен третий полный перевод Корана на латинский язык. Его автором стал испанский богослов и гуманист, перешедший в католицизм иудей Иоанн Сеговийский (1393—1458). Перевод был выполнен между 1454 и 1456 годами.
Иоанн Сеговийский является одним из самых заметных интеллектуалов XV века. После падения Константинополя он выступал за прекращение вооруженной конфронтации с исламским миром и отказ от практики крестовых походов. В последние годы жизни его деятельность была направлена на выстраивание конструктивного диалога с исламом и другими конфессиями (например, он принимал активное участие в Базельском соборе). Иоанн Сеговийский утверждал, что путь войны (via belli) не принесет никакого позитивного результата, и только путем мира и учения (via pacis et doctrinae), т.е. мирного и, что особенно важно, конструктивного убеждения мусульман в истинности учения Христа, христианство сможет одержать верх и объять весь мир. Для этого он считал совершенно необходимым глубоко вникнуть в смыслы Корана и аутентично перевести его на язык, доступный европейцам.
Так родился его проект по переводу Корана, к которому он привлек мусульманского ученого из Испании по имени Иса ибн Джабир (Иса Гиделли) (fl. 1450). Сначала был осуществлен перевод с арабского на староиспанский язык, а затем — со староиспанского на латынь. К сожалению, оба перевода не дошли до наших дней; в настоящее время доступно только латинское предисловие к ним и некоторые цитаты[28]. Исследование сохранившихся фрагментов показывает, что перевод был осуществлен на значительно более высоком уровне, нежели перевод Роберта Кеттонского. С этим переводом Иоанн Сеговийский был хорошо знаком и его качеством был совершенно неудовлетворен[29]. В основе переводческого подхода Иоанна Сеговийского лежало стремление к максимально возможной аутентичности передачи, ради чего он был даже готов пожертвовать грамматическими нормами латинского языка, что проявилось не только в подстраивании латинских синтаксических структур под коранические арабские, но и в конструировании новых латинских слов[30].
Анализ доступных фрагментов перевода свидетельствует о том, что в целом он соответствует провозглашенному подходу, который, очевидно, в значительной степени опередил свое время. Несмотря на то, что перевод И. Сеговийского сохраняет традиционную полемическую направленность, это не отразилось на его свойствах негативным образом. Напротив, в гуманистической перспективе полемика предполагала максимальную достоверность источников, на которую она должна опираться, и отсутствие какой бы то ни было тенденциозности, которая является одной из форм враждебности. Соответственно, в переводе И. Сеговийского мера аутентичности, научности перевода возможно впервые перестала определяться полемикой; напротив, содержание и характер полемики стал определяться достижениями научного подхода. Таким образом, имеются все основания полагать, что в работе И. Сеговийского отражен знаменательный поворот в парадигме перевода Корана, которому, однако, не суждено было стать повсеместным явлением вплоть до середины XVIII века.
Четвертый по очередности полный перевод Корана на латинский язык был выполнен в 1518 г. перешедшим в католицизм бывшим факихом Хуаном Габриелем Теруэльским (годы жизни неизвестны) по поручению римского кардинала, гуманиста и каббалиста Эгидио да Витербо (1470—1532). Его оригинальная рукопись утеряна. Сохранилось только две копии, и лишь одна из них является полной. Известно, что рукопись состояла из четырех колонок: в одной находился оригинальный текст, затем помещалась его латинская транслитерация, в третьей находился перевод, а в четвертой — комментарии[31].
Исследователи отмечают, что характеристики перевода свидетельствуют о том, что заказчик был заинтересован в максимально точной передаче смысла оригинала[32]. Кроме того, перевод был выполнен человеком, который обладал фундаментальными знаниями традиционной исламской экзегезы, что предопределило характер многих переводческих решений. Все это позволяет включить данный перевод в ту же гуманистическую канву, в которой был выполнен и перевод И. Сеговийского, которая характеризуется сочетанием высоких научных требований и настроенностью именно на конструктивную полемику. Впрочем, не вполне ясно, предназначался ли данный перевод для широкого распространения, или же он был создан только для частного использования.
