Трансфинитное искусство - [7]

Шрифт
Интервал

Ничегошеньки.

Погодите, я совсем потерял нить, нужно её найти. Вот, вижу, вижу какую-то нить.

Нет, теперь вдруг так много нитей перед глазами...

Вон одна, две, три, десять и ещё! двадцать, нет, даже больше. Не пойму, сколько их там. Ой, смотрите-ка, зашевелились.

Простите, тут куда ни глянь, всюду сплошные нити. Что они вытворяют?

Господи, ничего же из-за этих нитей не видно.

Не беспокойтесь. Со мной такое бывает. Чуть-чуть подождать, и всё пройдет.

Так-то лучше. Только бы опять не началось. Нужно здесь хоть немножко разобраться. Вы же понимаете, о чём я!

Неясно выразился? Конечно, неясно выразился — как же мне выражаться ясно, если я и сам не знаю, что пытаюсь выразить.

С одной стороны, я говорил вам, что я человек, ну или что мечтаю им стать, а с другой — если вы обратили внимание — я упомянул, что хочу есть. Наверное, две эти, с позволения сказать, проблемы следовало бы изложить по отдельности, или же, наоборот, объединить их в одну. Не знаю, честно не знаю. Я даже не знаю, так ли уж сильно хочу быть человеком: может, мне лучше вообще не быть, а если и быть, то незнамо кем.

Вполне вероятно, что самое сокровенное и единственное моё желание — это не быть.

Собственно, эта мысль возникает у меня довольно часто, но ведь и есть мне хочется не реже, а когда хочется есть, мысли у меня такие: ну-ну, голубчик, ты — человек, ты приличный человек, а коли ты человек, то что тебе голод? Правда, очень может быть, что в мыслях я говорю себе всё сразу, и если чего-то не говорю, то оно само подаёт голос.

Слышите? Это у меня желудок так разговаривает. Приятный же звук, да?

Понимаете? Он говорит: ты хочешь есть, ты хочешь есть, ты хочешь есть, ты хочешь есть! Ха-ха-ха, уж я-то свой желудочек знаю. Он, видите ли, сам всему научился. Прошу прощения, сейчас я его угомоню.

Нам стоит как-то более жизнеутверждающе подойти к решению моих проблем.

Может, дадите мне поесть?

Да, поесть. Хоть что-нибудь, есть очень хочется.

Да, понятно, вы правы.

С чего бы вам меня кормить?

Допустим, если б у меня была еда,

я бы вас накормил?

Сложно сказать. Может, накормил бы,

а может, и нет.

Нет, ясное дело, даже если б у меня была какая-нибудь еда и даже если б я хотел с вами поделиться, я бы всё равно не поделился. Я смотрю на вещи здраво и стараюсь понапрасну ничего не делать.

Так и вы, с чего бы вам меня кормить? С чего бы? Почему, спрашивается. Просто потому что я вас попросил?

Ну нет.

Потому что я есть хочу? Нет, причина не слишком убедительная.

Потому что желудок у меня маленький, меньше и представить себе нельзя?

Положим, вы могли бы дать мне поесть, услыхав о том, какой у меня желудок. Единственный в своём роде — уверяю вас, он у меня неповторимый, поверьте на слово, уж я-то свой желудочек знаю, он у меня Неповторимый! Неповторимый! Неповторимый! Такой же неповторимый, как и вы! Неповторимый, как и я сам. Да что ж я такое говорю? Прошу прощения.

Я уже и сам не понимаю, что говорю. Вот дурак!

Слушайте, а что если я сделаю для вас что-нибудь полезное и приятное — тогда вы мне поесть дадите?

Дадите же, правда? Наверное, дадите.

Сейчас соображу.

Чего бы такого полезного и приятного для вас сделать?

Чёрт возьми, я же ничего не умею.

Надо хорошенько подумать.

руками я что-то умею делать? — ничего.

головой? — нет, ничего.

ногами — тоже ничего.

Я и впрямь ничего не умею. Я ничтожество, пустое место, бездарь.

Ничего не умею, а есть-то хочется. Подождите, дайте ещё подумать, должно же быть хоть что-то.

Я ведь...

Я ведь...

Умею...

Умею...

Могу...

Могу...

Да, могу. Послушайте, я придумал.

Кажется, я всё-таки могу сделать для вас кое-что полезное и приятное одновременно. Сейчас попробуем. Сядьте, пожалуйста, на меня верхом. Вот так, вам же удобно? Теперь отшлёпайте меня по заду, пните пару раз ногой, не жалейте сил, я привычный. Как отшлёпаете меня, так я сразу и пущусь вскачь. Поедем за город. Вы там свежим воздухом подышите. А что? Очень полезно и приятно. Вот увидите. А если в порыве самоотверженности я побегу слишком быстро, то просто огрейте меня пару раз по лицу, да-да, прямо так, промеж глаз. Я и остановлюсь.

А когда устанете сидеть и захотите спустить ноги на землю, потяните меня за уши — и я тотчас же растянусь перед вами. Красота! Ещё и полезно для здоровья, вам это любой врач подтвердит. Вот увидите, как уморительно я буду барахтаться. Вы дадите мне пинка сюда, в живот, а я попытаюсь встать и снова грохнусь. Я так много раз подряд могу.

Это же приятнее всего — так же приятно бывает, когда кто-нибудь называет вас человеком.

Такой расклад вам по душе, да? Вы не против?..

А, понятно, вы, если понадобится, можете передвигаться со скоростью 100 километров в час. Виноват, сглупил.

Ничего, сейчас соберусь с мыслями — ведь что-то наверняка можно придумать!

Эх, будь я собакой, мне бы нашлось хоть какое-нибудь применение! Да, стать бы собакой!

Так я же могу быть собакой! Конечно могу! Кажется, я уже собака.

Послушайте! Я стану вашей собакой, хорошей собакой, всем собакам собакой. По утрам буду приносить вам газету, сразу подхватывая её зубами. Они у меня почти все целые. Вот, взгляните.

Хоть вздохну с облегчением. Не придётся решать, куда деть руки.


Рекомендуем почитать
Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви

Кроссовки давно стали не только феноменом современной моды, но и феноменом современной культуры, привлекательным и противоречивым одновременно. Книга историка спортивного дизайна и журналиста Екатерины Кулиничевой представляет собой попытку посмотреть на историю этого вида обуви не через историю брендов и моделей, а через ту роль, которую спортивная обувь играла и играет в культуре, через ее «культурную биографию», которая во многом определяет наше отношение к этому предмету гардероба. Именно эта биография находится в фокусе внимания автора.


Александр Бенуа

Монография о творчестве выдающегося русского живописца, художественного критика и историка искусства Александра Николаевича Бенуа. Художник поразительно широкого диапазона, Бенуа был крупнейшим театральным живописцем, выдающимся рисовальщиком и пейзажистом. Анализу его работ, а также его деятельности критика и историка посвящена эта книга.


Юбилейный альбом в память Отечественной войны 1812 г.

Альбом состоит из 12 репродукций в красках с кратким пояснительным текстом по картинам художников В. Верещагина, А. Кившенко, И. Прянишникова, Г. Дау. Репродукции исполнены в художественных мастерских С. М. Прокудина-Горского в Петербурге.Сохранена оригинальная орфография.


Музей искусства Нельсона-Эткинс Канзас

Экспозиция музея Нельсона-Эткинс насчитывает около 34 000 произведений. Здесь хранятся работы со всех уголков мира, относящиеся к разным эпохам. История европейского искусства представлена такими именами, как Караваджо, Эль Греко, Тициан, Рембрандт, Рубенс, Дега, Моне, Писсарро. Изюминкой музея считается отдел Юго-Восточной Азии, где выставлены шедевры Китая, Японии, Индии, Ирана, Индонезии и Кореи; особое место занимает национальное совероамериканское искусство. При музее открыт скульптурный парк с самой крупной в США коллекцией монументальных работ Г.


Город-музей Помпеи

Помпеи — древнеримский город недалеко от Неаполя, в регионе Кампания, погребённый под слоем вулканического пепла в результате извержения Везувия 24 августа 79 года. Сейчас — музей под открытым небом. Внесён в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Богатая природа, плодороднейшие почвы, удобренные продуктами постоянных извержений вулкана, позволяющие снимать по три урожая в год. В отличие от большинства городов юга Италии Помпеи основали не греки, первыми обитателями этих мест были Оски — горные племена. Предполагают, что в VII в.


Галерея Академии. Флоренция

Флорентийская Галерея Академии была создана в XVIII веке при старейшей Академии изящных искусств. В музее можно увидеть такие шедевры Микеланджело Буонаротти, как "Давид" и "Рабы", а также обширное собрание ранней итальянской живописи, позволяющее представить, как зарождалось ренессансное искусство. Пройдя по залам Галереи, можно также почувствовать дух самого Возрождения, Раннего и Высокого. Кроме того, в ней выставляются работы маньеристов, творчество которых открывало новую эпоху в итальянском искусстве, наступившую вслед за Ренессансом, и академистов XIX века.Обложка: М.