Транквилиум - [14]

– Получается, меня сегодня спасла Констанс, – сказала Светлана погодя; они ехали по каменному нижнему мосту через Шейди. – Я как раз собралась ехать за покупками, когда она появилась, чем-то встревоженная… впрочем, не встревоженной я ее никогда не видела. И мне пришлось побыть с нею, а потом привезли Сайруса, и я, конечно, никуда не поехала… Надо поблагодарить ее за спасение… хотя доставит ли ей это радость?..

– Фи, Светти, – сказала Олив. – Не ожидала от тебя.

– Разве я говорю что-то плохое? Констанс – хороший человек. Просто ей не хотелось бы видеть меня в числе своих родственников, вот и все. А так – она прекрасно ко мне относится.

– О, Глеб, – Олив улыбнулась ему будто бы чуть виновато. – Я совсем забыла. Кит мне сказал, что вам нужна работа, не так ли? Других источников дохода у вас нет?

– Да, это так, – сказал Глеб. – Но я думаю…

– Дело в том, что у меня есть на примете одно неплохое местечко. Имя адмирала в отставке Вэллора вам говорит что-нибудь?

– Пожалуй, нет.

– Это совершенно прелестный старичок, помешанный на собственных мемуарах. Нужно только, чтобы ему их написали… Работа литературного секретаря – вы понимаете, что это? Он будет рассказывать или диктовать, а ваше дело – все это записывать. Сможете? Вряд ли это займет много времени… потому что адмирал грозен лишь утром, после ленча у него сон, а вечером гости. При этом он не скуп: предыдущий секретарь получал у него двадцать фунтов в неделю. Рекомендую на меньшее не соглашаться. Учтите, что это при комнате и столе. Кстати, миледи, это именно он привез вашего милорда мужа домой.

– Вот почему показалась знакомой карета… Соглашайтесь, Глеб Борисович, это хорошее место. Олив, а если ты не прекратишь тыкать мне в нос моим титулом…

– Чудный титул, я бы не отказалась. Ты просто не умеешь им распорядиться.

– Мне кажется, что я его просто ненавижу.

– Ах, перестань.

– Без него было бы проще и лучше. Это точно. Я знаю.

– Ну, радость моя… Без многих вещей в этой жизни было бы проще и лучше. Я права, Глеб?

– Пожалуй, да, – помедлив, согласился Глеб.

– Видишь, Светти, мужчина согласен. Это значит, что я не такая дура, какой хочу казаться…

Во дворе мэрии полсотни мужчин в мундирах ополченческой кавалерии упражнялись в ружейных приемах под покровительством пожилого седобородого офицера-пехотинца. Несколько ополченцев стояли у ворот. Лошадей нигде не было видно.

Один из ополченцев, сорокалетний примерно дядька рабочего вида, поднял руку. Глеб натянул поводья.

– Молодой сэр, а не найдется ли у вас как бы табачку для нашего брата? Свой искурил уж, а казенный не везут никак…

– Нету, солдат, – развел Глеб руками. – Не потребляю я его.

– Жалко, жалко, – понурился ополченец. – А новости есть какие? Слышно что?

– Про новости мы вас хотели спросить.

– Нам последним новости приносят, так-то. Сержант вон говорил наш, что теперь только ждать приходится: пойдут те на высадку или нет. Я своей-то головой как думаю: им теперь, после пушек, терять нечего, только на дне их и примут. А сержант говорит, что те торговаться начнут, пощаду выпрашивать – в обмен на офицеров-то. Офицеры все у них там, под замком. Злая теперь матросня…

– Мистер, – наклонилась Олив, – а сигары вы будете? У меня только сигары есть. – Она протянула ополченцу кожаный портсигар.

– О, мэм! Спасибо, спасение вы наше! Если позволите, я еще одну возьму, мы по штучке на троих пустим…

– Вы все берите, все. И не высыпайте, зачем?..

– Мэм, простите, не смею. Это дорогая вещь, да и муж ваш не поймет…

– Поймет, – засмеялась Олив. – Берите, вам это сегодня нужнее, чем кому-то еще…

Закат был рубинов и стремителен. Солнце скатилось к подножию фиолетовой тучи с безумной лилово-пурпурно-ало-розовой короной, безучастно пожирающей небо, и вскоре мгла и тревога поглотили все.

– Едемте скорее, – ежась, сказала Светлана. – Олив, пожалуйста, сегодня… не уходи, а? Я боюсь…

– Хорошо, – сказала Олив, и слышно было, как она улыбается. – Я с тобой, с тобой…

Обратный путь оказался на удивление короток. Возок фонарщиков вынырнул из-за угла навстречу, и улица позади него сияла теплым желтым газовым светом. Донесся гудок локомотива и частые удары станционного колокола: уходил в свой путь восьмичасовой пассажирский до Свитуотера. Подумать только, люди едут на курорты…

Впрочем, это, наверное, мудрые люди.

Далеко-далеко замигал маяк Гард-рок. Три проблеска, пауза, пять. Снова три. Во время осенних и весенних перелетов птиц к маяку собираются лодки, лодки, лодки: собирать разбившихся и упавших в море курочек. Там же, на Острове, их жарят на вертелах, или запекают в углях, обмазав глиной, или варят в котлах и ведрах – курочки неизменно вкусны… но само это действо: выуживание из волн поверивших обманному свету и погибших поэтому птиц – вызывало и вызывает у Светланы непонятное отвращение… хотя, казалось бы, чего ради? Там музыка, огни, вино, танцы на пляже, смех, флирт… азарт добычи…

Чужой кабриолет стоял у дома.

– О! – сказала Олив. – Гости. Чего только не…

– Тише… – поднял руку Глеб.

Светлана не услышала ничего.

Но – Глеб явно что-то услышал, и Олив услышала тоже, потому что оба мигом оказались на земле, Глеб метнулся к двери, но Олив скомандовала шепотом: «Через двор!» – и они бросились к приоткрытым воротам, ведущим во двор и к конюшне, и Светлана внезапно осталась одна при трех лошадях – и чуть, растерянная от необъяснимой своей глухоты, она замешкалась на несколько секунд, цепляя повода своей лошади и лошади Олив к карабинам у ворот, лошадь Глеба отбежала на несколько шагов… Светлана почти уже прошла ворота, пустынный темный двор был перед нею, запертые ворота конюшни, белые на черном, и невидимая, с долгим скрипом затворяющаяся задняя дверь дома – вот, в семи шагах, за углом… и и этот миг грохнула парадная дверь, и кто-то в сером серой тенью по светлой дорожке метнулся к кабриолету. «Глеб! Сюда!» – закричала Светлана, и этот, в сером, обернулся на крик и взмахнул рукой, и что-то с хрустом и коротким звоном врезалось в столб ворот, к которому она прижалась, а серый запрыгнул в экипаж, ударил вожжами, засвистел, закричал – лошадь рванула. Глеб выбежал следом – кабриолет был уже почти под аркой. Он выстрелил дважды, и после второго выстрела из-под арки долетел звук удара – как палкой по доске. А потом закричала Олив…