Трампеадор - [13]

Их монотонное бормотание и клекот прерывал лишь прилет или отлет новых птиц, которые тяжело опускались на воду или взлетали с разбегу, помогая себе лапами и оставляя позади белый след.

Высоко в небе несколько buitres — черных стервятников[19] с большущими крыльями — выполняли фигуры высшего пилотажа. В своем бесконечном полете, сотканном из крутых поворотов, неторопливых спиралей, плавных снижений, эллипсов, парабол, синусоид, они вычерчивали вокруг солнца изящные арабески, гордое творение скромных мастеров.

Эти жалкие стервятники, пожиратели падали, сами насквозь пропитанные трупным запахом, эти отвратительные могильщики, союзники смерти, могут вознестись к немыслимым высотам, опьянеть от солнца и закружить воздушный хоровод, которому позавидовали бы лучшие артисты балета. Ирония судьбы или же закон компенсации?

На противоположном берегу по песчаной косе, надежно оградившей уток от врагов, чинно шествовало благообразное семейство страусов нанду.

Отец, мать и дюжина детенышей. Они следовали с важным, задумчивым видом один за другим, строго по росту; разница между самым высоким и самым низким нанду была так велика, что малыши никак не поспевали за родителями.

Рельеф местности — река здесь расширялась, и воды ее текли медленнее — превратил этот район в удобное место встречи для разных животных; здесь можно напиться, сытно поесть, поболтать о том о сем.

Франческо, не выпуская из виду последний поворот, рассказывал мне историю этой страусиной семьи, пообещав, что вскоре мы ими займемся.

Он не успел изложить до конца программу охоты на ближайшие дни из-за появления долгожданных гостей.

— Гуанако!

Их было четверо: две самки, самец и маленький симпатичный детеныш — чуленго. Подойдя к отмели, гуанако остановились. Они были от нас примерно в двухстах метрах. Высокий, стройный, со светло-коричневой шерстью, первым двинулся к реке самец.

Вскинув голову и навострив уши, он внимательно глядел по сторонам, ступая медленно и словно лениво. Горделивая осанка и внешне равнодушный, надменный вид — характерные свойства этого вида животных, но сейчас он показался мне просто застенчивым существом, которое с наигранным хладнокровием отыскивает туалет. Сзади, ожидая приказа, неподвижно стояли родственники.

Сбоку, за кустом, прижимаясь к земле, мы ждали приближения врага. Глядя на величественную фигуру стройного гуанако, я на миг растерялся.

Уж очень различны были мои и его размеры. Обычно гуанако весит около четырех центнеров; это самое крупное из млекопитающих Южной Америки, на которых ведется охота. Впрочем, опасности для нас не было никакой, и мне представилось, что я укрылся на краю дороги, чтобы убить лошадь.

И главное только для того, чтобы завладеть ее шкурой. Так ли уж это необходимо?

Я шепотом поделился с Франческо моими сомнениями, но он ответил, что шкура гуанако убережет нас от плеврита или от серьезной простуды. Плеврит на расстоянии нескольких сот километров от ближайшего врача отнюдь не казался мне праздничным подарком. Значит, сейчас речь шла об особой форме борьбы за существование. Отыскав, таким образом, научное обоснование и успокоив свою совесть, я тоже взял гуанако на мушку. Надо, однако, сказать, что подобная предосторожность была излишней, ибо гуанако никогда бы не приблизился на нужные мне для открытия огня тридцать метров.

На полдороге между своим семейством и двумя злобными врагами любящий отец и муж попал под огонь Франческо. Почти одновременно с выстрелом я услышал негромкий сухой стук, точно кто-то ударил в барабан. Должно быть, пуля пробила гуанако грудную клетку. Он рванулся было, словно выстрел только напугал его, но не ранил, и тут бедного гуанако настигла вторая пуля. Животное рухнуло на песок и забилось в конвульсиях.

Франческо с первого же раза попал в цель, но без второго выстрела животное пробежало бы не один километр, прежде чем свалиться мертвым на землю.

Третий, последний выстрел прервал агонию гуанако.

Его родичи умчались в самом начале «дуэли» и сейчас жалобно кричали откуда-то с холма. Их печальный крик был похож одновременно на блеяние овцы и ржание лошади. Снять шкуру с гуанако дело нелегкое, и Франческо понадобилась моя помощь. Это оказался красивый, еще не старый самец с чудесной, не особенно длинной шерсткой. Мясо гуанако, которого хватило бы на роту солдат, увы, несъедобно. Своим острым запахом оно очень напоминает карболовую кислоту, вызывая понятное отвращение.

Стервятники, казалось, увлеченные своим поднебесным балетом, все ближе подбирались к туше бедного гуанако. Едва мы ушли, они приступили к пиршеству.

Мы постарались как можно лучше почистить и просушить шкуру и слегка присыпать ее солью.

Через два дня пол нашей палатки украшал отличный меховой ковер.

Мы с ужасающей быстротой превращались в почтенных буржуа! Наше новое преступление не могло остаться безнаказанным. И хотя бедный гуанако так и не вкусил счастья быть растерзанным пумой, его отлетевшая душа насладилась местью.

В роли мстителя выступила, конечно, река.

Эта могучая река, наш друг и одновременно недруг, услужливая и гордая, вызывавшая у нас любовь и ненависть, как те обольстительные создания «fin desiecle», ради которых шли на преступления и на подвиги, готовила нам подлое предательство.