Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [74]

Правда, я обнаружил в Интернете, в глубоко запрятанном уголке, где предлагались некие полузабытые и большей частью пользующиеся дурной славой книги в их полном текстовом изложении, работу неизвестного мне досель немецкого социолога, который, очевидно в начале 1950‑х гг. интенсивно занимался той самой диалектикой взаимоотношений элиты и широких масс и опубликовал несколько книг на эту тему, которые теперь, неизвестно по каким причинам, обрели новую жизнь в Интернете. Вообще, были времена, когда об этом много и часто писали, однако эти времена прошли, и сегодня в демократическом обществе не пристало уже проводить такие различия, ибо кто же согласится причислить себя к массам, даже если он не имеет с элитой ничего общего?

Сегодня мы живем в век индивидуализма, где каждый требует для себя прав на все и считает себя свободным и независимым, даже если он ежедневно обременяет собой общество. Но это уже совсем другая тема. Во всяком случае, тот самый социолог рассматривал социальную дифференциацию между элитой и массой под необычным углом зрения, в центре его изучения было восприятие. Элита и масса, так писал социолог, отличаются друг от друга различным способом восприятия окружающего мира. Для массы мир устроен просто и ясно, в то время как элита тот же самый мир считает комплексным и сложным. Однако вряд ли можно было бы определить одним единственным, да еще и объективным способом, является ли в действительности мир простым или комплексным. Ибо то, что дух человеческий мог бы знать о мире, всегда проходит через фильтр сенсорных восприятий и подвергается переработке в определенных участках мозга, прежде всего в лимбовой системе. Тем самым вообще нельзя ставить вопрос об истине, ибо она у Бога, скорее всего, в математике, но уж точно не у человека, на что указал Карл Ясперс (1883–1969, немецкий философ-экзистенциалист и психиатр. По его мнению, наше время вынуждено довольствоваться фрагментарными прозрениями, ибо оно не обладает духовной мощью, позволяющей создавать стройные системы. — Прим. пер.), но, скорее всего, по какому-то другому случаю.

Вряд ли поможет в дальнейшем, так по крайней мере выразился социолог, если мы вместо истины введем в дискуссию понятие «польза», принимая за истинное только то, что оказывается полезным, и задаваясь больше вопросом не о том, истинно или нет познание или высказывание, а, скорее, о том, насколько это проявит себя в определенной констелляции подходящим для собственного блага. Конечно, здесь наш социолог не обошелся без ссылки на Фрэнсиса Бэкона, который еще несколько столетий тому назад определял verum (лат. — истина — Прим, пер.) на основании utile (лат. — польза. — Прим. пер.), кроме того, Бентам (Иеремия Бентадт, 1748–1832, английский философ и юрист, родоначальник утилитаризма, утверждал руководящим принципом поведения принцип полезности. — Прим. пер.) тоже позволил себя цитировать, не высказав никаких возражений, благо к тому моменту он уже давно скончался.

По мнению социолога, не следовало бы качество восприятия элиты и массы измерять каждый раз критерием пользы, ибо то, что мы хотим понимать под пользой, не зависит ни от чего другого, кроме как от восприятия и интересов, и тем самым мы в конечном результате, хотим того или нет, попадаем в замкнутый круг. Единственную более или менее объективную меру пользы нам дала бы только эволюция, если бы она принимала в качестве полезного только то, что достоверно и доказательно служило бы сохранению жизни. К сожалению, и этот критерий окажется непригодным для оценки различных форм восприятия. В конце концов, в течение многих лет человеческой истории выжили как масса, так и элита, а посему можно было бы дать однозначную формулировку: для массы полезно воспринимать мир в простых структурах, а для элиты тот же мир полезно понимать как комплексный.

Дойдя до этого места, я решил покинуть Интернет, благо до объяснений типа того, что все на свете таково по той причине, что оно такое есть, я мог бы вполне дойти самостоятельно, не прибегая к помощи неизвестного и, вероятно, давно уже умершего социолога. К этому добавилась еще одна аргументация, которую я счел, по меньшей мере, заслуживающей внимания: если к настоящему моменту выяснилось, что можно прожить с простой структурой восприятия, причем в течение продолжительного времени, возникает вопрос, зачем вообще нужна более сложная форма восприятия. Ведь, в конце концов, это чрезвычайно неэкономично, поскольку связано с чрезвычайно высокими затратами индивидуального и общественного труда, чтобы разрабатывать все более сложные структуры восприятия и проверять их на практике.

В этой связи автор выдвинул Закон оптимальной комплексности, для чего он несколько страниц заполнил математическими формулами, которых я не уразумел во всех деталях. Эти формулы явно предназначены для того, чтобы произвести впечатление на непритязательного читателя. Мне же они не показались необходимыми для понимания авторской аргументации, которая, в конце концов, вылилась в гипотезу о том, что элиты и массы сосуществуют в некоем симбиозе. Массы вполне осознают, пусть даже подспудно, что мир не так уж и прост в своих структурах, как они его воспринимают, а посему необходима группа людей, которые развивают соответствующее многоуровневое понимание мира и претворяют это понимание в соответствующие деяния.