Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [34]

Чем дольше я говорил, тем больше люди и некоторые звери рыдали и стенали, что они хотят обратно в Сад. Они молили Бога о милости и в этот момент обещали все, что угодно, лишь бы Он и херувимы разрешили им вернуться назад. Люди, да и твари, повернулись ко мне спиной и пытались хоть немного приблизиться к воротам Рая, херувимы же при помощи своих мечей предотвращали эти попытки, однако это привело к тому, что были искоренены некоторые виды ходячих и ползучих тварей, однако в тот момент херувимы не приняли это во внимание.

Много позднее я задал Богу вопрос об этом, но Он ответил, что Ему об этом ничего не известно; херувимы, наверняка, ничего Ему не рассказали о тех плачевных событиях, так что я оставил эту проблему в покое, ведь, в конце концов, какое мне дело до того, что происходит в Божьем царстве. Люди, во всяком случае, пытались силой проложить себе дорогу в Рай, что меня тогда привело в высшую степень раздражения, ибо мне-то было ясно, что все их усилия будут напрасны, и что лучше было бы, если бы люди прислушались к моим словам. Сегодня я более спокойно смотрю на эти события, особенно с того момента, когда понял, что люди не слушают слово Божье, когда Он обращается к ним. Это доставило мне нечто большее, чем банальное удовольствие.

Тогда я был раздражен и возмущен, и внезапно смог понять, чем вызван был гнев Бога на людей; я подошел к Еве, так как из них двоих я считал ее более умной, но, возможно, мои поступки были слишком радикальными, а раздражение еще очень отчетливо читалось на моем лице, может быть, до той поры я был чужд людям, поскольку, находясь в саду Эдемском, они не знали меня. Люди с тех пор мало изменились: чего они не знают, того не понимают, чего не понимают, то им не нравится, что не нравится, то они преследуют. Во всяком случае, в тот момент, когда я хотел взять Еву за плечи (а я утверждаю, что я имел тогда в виду лишь плечи), возник большой переполох; она закричала что-то об оскорблении и стала энергично защищаться, что побудило Адама прервать свои рыдания и стенания и броситься на меня, чтобы защитить свою Еву, причем за ним немедленно последовали некоторые звери. Для меня это было большой неожиданностью, поскольку мне еще не доводилось переживать такое, и я невольно отступил на несколько шагов.

Естественно, мне не стоило труда уклониться от неуклюжих наскоков Адама и его «соратников», и, конечно, мне вряд ли мне было бы трудно одним ударом стереть их с лица моего мира раз и навсегда, после чего снова воцарились бы тишина и покой. Но в то время (что, судя с высоты прожитых дней, было большой ошибкой) испытывал еще сострадание к людям и их несчастной судьбе, поэтому я овладел собой и постарался спокойным тоном разрядить обстановку, но люди никак не хотели меня слушать. Они явно спутали мое сдержанное и спокойное поведение с трусостью и решили, что одержали победу, поэтому они начали, правда, с приличного расстояния, выкрикивать издевательские замечания.

Признаю, что я чрезвычайно злопамятен и не забыл ни людей, которые так обошлись со мной в тот момент, когда я предлагал им помощь и поддержку, ни зверей, которые без раздумий приняли их сторону. Поэтому для зверей я предусмотрел в моем алгоритме роль домашних животных, чтобы они свою неблагодарность искупали до конца всех дней рабством, страданиями и болезнями, а что Бог будет делать с ними дальше, мне абсолютно безразлично. Но люди… я действительно был страшно раздосадован за то, что они отталкивают руку помощи и не интересуются истинно важными вещами, что они всегда жаждут того, чего как раз не имеют. Я был раздосадован, но потом поразмыслил и осознал, что для моего плана эволюции люди со своими своеобразными недостатками могли бы быть, как говорится, весьма полезны, если они совокупят свою страсть с культурой и, тем самым, придадут естественной эволюции дополнительную динамику, как я это и планировал, во всяком случае, тогда я был в этом твердо убежден.

Моя задача теперь заключалась в том, чтобы подготовить людям путь к культуре, что у меня получится (в тот момент мне это стало совершенно ясно) только в том случае, если я в общении с ними буду играть не свою собственную роль, а роль Бога. Люди верили, что они достаточно хорошо знают Бога, ведь им внушали, что они созданы по Его образу и подобию, и они до сегодняшнего дня сначала ищут и Бога, и истину в себе самих, что, по моему мнению, а я себя немного знаю, является величайшим из всех грехов и дерзостей. Ну что люди в столь короткий срок могли воспринять от Бога в Эдемском саду? Могли они действительно оценить grandeur (франц. — величие. — Прим. пер.) Его Творения ведь, будучи всего лишь продуктом они не знали, какой великий за этим стоял труд? Что понимали они в совершенстве, поскольку сами до сих пор не создали ничего, кроме нытья и жалоб, что вообще заслуживало бы упоминания? Люди несколько раз встречались с Богом в саду Эдемском, но они разглядели Его лишь тогда, когда Он в гневе своем изгнал их из Рая.

Стало быть, о Боге люди знают мало (а звери еще меньше, ибо им все едино, пока они могут в достатке есть, пить и спокойно размножаться), поэтому мне не трудно будет занять Его место в сознании людей, тем более что Бог в своем гневе исчез, и херувимы тоже не могли сообщить, когда Он вернется и вернется ли вообще. Это меня удивило, ведь говорят, что они ближе всех к Богу, Его доверенные лица, Его телохранители, благороднейшие придворные, которые несут Его трон на своих спинах, когда Господь путешествует, как свидетельствует их имя. Собственно говоря, они должны бы знать место, где Бог пребывает, но они не могли или не хотели дать мне эту информацию. Тут я не продвинулся вперед. Если бессмысленно рассказывать людям что-либо о свободе, ответственности и алгоритме, поскольку они не желали слушать и понимать, я должен был пойти другим путем. «Цель оправдывает средства» — так, кажется, будет сказано позже, когда люди постепенно разберутся что к чему, но до той поры пройдет много времени.