Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [26]

Среди всех грехов, за существование которых ответственность возлагают на меня (кстати, часто несправедливо, так как гнев, который тоже является большим грехом, придумал все-таки не я, его придумал Бог, но это просто к слову), мне милее всего вожделение, или страсть, потому что она включает в себя обилие предвкушений и возможностей, и, не в последнюю очередь, любопытство, из которого без особых затрат можно вывести все прочее, что способно еще вызывать Божий гнев. Гнев же, напротив, не способствует творчеству, не обладает силой воображения, является расточительством времени и энергии, которое может себе позволить только Бог, поскольку их у Него в достатке, а больше ни у кого. Однако страсть была к тому же всегда побуждением к величайшим творениям самого человека, ибо человек только для того и придумал культуру, чтобы усмирять и укрощать свою безудержную страсть, бьющую через край. Именно эта вечная обоюдная схватка между страстью и стеснением ее с помощью законов и правил, между неистовой, я бы даже сказал, животной природой человека и ее преображением посредством культуры (сюда же относятся государство и религия), между «animus» и «anima», между революцией и ортодоксией, эта схватка дала человечеству способность производить вообще что-либо стоящее, что отличает его от животных.

Как бы то ни было, мне захотелось узнать поточнее, что же произошло, поэтому я поторопился попасть в реальную Вселенную, и мне, невзирая на некоторые трудности, о которых здесь говорить не стоит, действительно удалось туда попасть, только лишь для того, чтобы убедиться, что Бог уже давно приступил к Сотворению мира. Теперь реальная Вселенная отличается от нашего чудесного Космоса возможностей тем, что хотя по-прежнему все возможно, но не все — действительно. Так, в этой новой Вселенной существуют только огромные серые слоны, а не расчудесные маленькие слоники самой разнообразной и невообразимой раскраски, которые мне всегда очень нравились, поскольку они могли одновременно летать и петь, а в этом мире хотя и владеют искусством счета с помощью чисел, но, к сожалению, не знакомы с не менее прекрасными искусствами, например, как проделать себе дырку в коленке и замазать ее мармеладом или, стоя на голове, прокричать «ура!» с помощью ног.

К несчастью, необходимо сделать выбор, а каждый сделанный выбор влечет за собой последующий и обусловливает также следующий, и следующий, «и так далее, пока наконец не возникнет некая неразбериха идей, когда не знаешь, чего же ты хотел и что, когда и как должен теперь делать. Благодаря своему выбору Господь заранее предпослал определенные правила и задал тем самым определенный уровень этому разнообразию идей, правила, которых теперь и я должен придерживаться, хочу я того или нет. Так, Он принял решение, и это решение должно сказаться самым существенным образом, поскольку в этой реальной Вселенной должен быть один и только один Бог, не важно, что будут потом утверждать о себе другие. И я, который благодаря своему любопытству объявился в реальной Вселенной хотя и довольно рано, но все-таки позже, чем Бог, должен был подчиниться этим правилам и не смог сам дальше быть богом, если не хотел быть выброшенным назад в Космос возможностей. Для меня в таком случае оставалось только положение второго, низшего бога, вице-бога, бога второго разбора. Этим я не мог и не хотел удовлетвориться и посему решил стать чем-то абсолютно иным, а именно Дьяволом — возможность, о которой Бог в тот момент почему-то не подумал, из чего каждый может сделать такой вывод, какой хочет.

Конечно, я мог бы воспротивиться этому, мог бы начать спор с Богом за положение единственного бога в действительном мире, и должен признаться, что долго и старательно обдумывал такую возможность, пока не заметил, что Бог за это время сильно продвинул свое собственное творение, а я еще не создал ничего действительного. Тогда я на собственной шкуре убедился, что сражаться следует лишь тогда, когда дело стоит того, а на вопрос о том, что именно того стоит, ответить совсем не просто, во всяком случае, на него трудно ответить загодя, после найти ответ будет значительно проще. Любой умник может теперь возразить, что могло быть более стоящим, чем стать единственным и неповторимым богом в этом мире, и, возможно, он был бы прав в своем возражении. Даже сегодня я иногда мечтаю о том, как бы это могло быть, если бы я тогда вызвал Бога и победил, и признаюсь, что такие мечты мне до сих пор нравятся. Но я знаю еще и то, что все могло получиться иначе, что Бог победил бы меня и низвергнул назад в Космос возможностей, откуда я мог бы лишь наблюдать за развитием реального мира, но уже не оказывать никакого влияния.

Но этого мне было недостаточно тогда, недостаточно и сегодня тоже, даже если я тем временем все больше прельщался бы ролью философа на утесе[52], который с великим интересом, но без активного участия и без какой-либо ответственности наблюдает за кораблекрушением в бушующем океане, чтобы потом написать умную книгу об искусстве мореплавания и о том, почему это искусство подвластно лишь немногим. В те же времена мое любопытство было сильнее недовольства, которое я испытывал к Богу. Можно назвать трусостью то, что я даже не делал попыток, но всегда следует трезво оценивать свои шансы и, прежде всего, свои способности, ибо, раз Бог пришел первым, то в его распоряжении было больше возможностей, чем у меня, то есть мне пришлось бы полагаться на случай, чтобы добиться над Ним победы, а о Боге кто бы что ни говорил, но Он точно знает, как Ему использовать свои возможности. Я и сегодня твердо убежден в том, что я в то время принял правильное решение, ибо мне до сих пор удавалось оставаться в действительном мире и иметь здесь определенное влияние; при этом не играет никакой существенной роли, верят в меня люди или нет.