Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [12]
Мы хотим обратить внимание только на следующее обстоятельство: всего лишь в полутора главах, или точнее в 36 стихах (кстати, плохо рифмующихся, хотя от стихов ждешь именно рифмы, но, когда писалась Библия, евреи были бедным народом, который в своих длительных странствиях из Египта через пустыню, в Вавилонское пленение, хотя и обрел множество красивых и разнообразных букв, никогда не располагал собственными гласными, а также был вынужден использовать буквы даже для обозначения чисел), сразу в начале Библии, читатель сталкивается с двумя тайнами. Во-первых, читатель узнает без подробностей и даже без намеков на то, как Бог создал мир, что собственно читателя особенно не касается, поскольку человек сознательно был создан хотя и по образу и подобию Бога, но в конце процесса, чтобы он не смог открыть для себя тайны творения, ибо Господь (и я могу подтвердить это с чистым сердцем) ревниво хранит свои тайны не только от людей. А то, что относилось к первому из людей, должно действовать и на всех последующих до конца всех дней.
Но есть еще и вторая тайна, а именно вопрос: что, собственно говоря, было создано в первые шесть дней — мир как Рай или Рай в мире. Даже если рассматривать это как софизм (типа «сколько ангелов может поместиться на острие иглы», что в действительности никому не интересно, кроме, может быть, тех ангелов, которые поранились, когда они попытались проверить это; эти парни[12] собрались одновременно сесть на кончик иглы), то в конечном итоге следует все-таки признать, что речь идет о крупном различии, как ни посмотреть.
Вообще-то я знаю, что об этом в определенных кругах, о которых я не хочу писать подробно, говорят неохотно, но ведь действительно появляются некоторые вопросы, ответить на которые никто не сможет лучше меня. Как так? Сейчас увидим. Однако, прежде чем мы рискнем задать некоторые из наших вопросов, давайте вспомним, как развивалась дальше вся эта история: Человек имел в своем распоряжении сад и мог вкушать плоды со всех деревьев сада, кроме одного — Древа познания Добра и Зла. Почему Господь вынес именно этот, а не иной запрет, нет объяснений, равно как и обоснований, ни у Бога, ни в Библии; также нигде не сказано, почему нарушение этого запрета карается смертью. В этом месте, со всей подобающей сдержанностью, замечу только, что до сих пор о смерти в этой истории не упоминалось ни разу, речь пока шла о Сотворении и о том, что люди должны плодиться и размножаться, а не о смерти, так что мы не должны строго судить Человека, ибо он и представить себе не мог, что следует понимать под этим наказанием и что такое смерть вообще.
Давайте вспомним, что именно этот Человек был вылеплен из кома земли и Бог вдохнул ему через нос живую душу; настоящего жизненного опыта он еще никак не мог обрести, и понятие наказания только тогда можно оценить по достоинству, когда знаешь разницу между Добром и Злом. Но именно это Бог строго запретил Человеку, однако изначально обходится с ним так, словно Человек должен знать, о чем идет речь, поскольку вынести такой запрет и требовать затем абсолютного повиновения разумно лишь в том случае, если люди уже могут отличать Добро от Зла. Однако именно этого им не было дано, пока они не вкусили упомянутого плода от упомянутого Древа познания, то есть, пока они вообще еще не знали, хорошо это или плохо — подвергнуться искушению, через которое они обрели способность выносить собственное решение о данном событии. Все это невозможно, если Человек будет соблюдать запрет Бога, запрет, который они смогут осознать, лишь нарушив его, — воистину мудреная ситуация, за которую нельзя винить всецело Человека, и вообще, что же это за Бог, доброту которого можно познать только тогда, когда действуешь супротив Него, во всяком случае — это Бог со странным чувством юмора. Возможно, Змей был абсолютно прав, утверждая, что Добро и Зло — это просто предрассудки Бога[13]. Собственно говоря, Бог создал Человека по образу Своему, в чем по праву можно сомневаться, но не дал ему Своей мудрости. Бог всезнающ, чего нельзя сказать о Человек, так что только Бог единый знает, что было Им задумано. Основания, которые приходят мне в голову по этому поводу, во всяком случае, бросают на планы Бога отнюдь не благой свет, но тут я промолчу, что буду делать и впредь.
Вообще, перед подлинно независимым судом (конечно, не на Страшном Суде, ибо он судит в таких случаях не вполне непредвзято) при наличии хороших адвокатов у Человека были бы неплохие шансы возбудить иск о возвращении в Рай, поскольку правовая основа изгнания отнюдь не однозначна, тем более что Адам никоим образом не выражал своего бесспорного согласия в регулировании данного вопроса, и его молчаливое повиновение — с правовой точки зрения — также не может быть расценено в этом смысле[14]. О соответствующем возмещении ущерба было бы заведено отдельное дело, и занятые в нем адвокаты охотно помогли бы советами, не имея в виду ничего дурного. Но мы забегаем далеко вперед, ибо наш Человек все еще находится в Раю, который он сам должен возделывать и хранить
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.