Трагические поэмы - [74]

Господень острый меч, чей гнев неотразим,

Законы строгие в небесном трибунале

Жестокосердые на шкуре испытали.

Кресценций-кардинал[555], тебе беду принес

Привидевшийся в ночь зловещий черный пес,

И ты тогда постиг, что наглый гость из мрака

Рычавшая в тебе свирепая собака,

Пришедшая с тобой в Триенте на собор,

Тот бес, чьей хитрости не знал ты до сих пор,

А он лишь предвещал тебе конец твой скорый.

Ты с виду был здоров, но оказался хворый.

Сей пес шел за тобой с того мгновенья, как

Явил он зло твое и смерть, и вечный мрак.

В основу храмины моей поставить кстати

И образ Оливье, хранителя печати[556],

Его возвысил Гиз, всеславный кардинал

И кознодей. Так вот, злосчастный канцлер стал

Притоном демонов, жильцов царя Саула

И Гиза самого; сановника согнуло,

Он высох, стал, как смерть, не мог поднять руки,

Чтоб лоб перекрестить, бледнел и вопреки

Всем ласкам Гизовым, дарам сего вельможи

Не мог ступить ногой, не мог привстать на ложе

И голову поднять, он только простонал

Нездешним голосом: «Проклятый кардинал,

Ты аду нас обрек!» — и эту душу сразу

Прибрал нечистый дух, опасную заразу.

У этих фокусов посредством тайных сил

Зачинщик был один, все тот же, кто творил

Немало смут в стране, и вновь они восстали,

Когда все дьяволы почили в кардинале,

Гробницу пышную им дали и покой

Взамен того, кто был их правою рукой.

Скрывали эту смерть и едкий запах чада

Угасшей головни, от коей пламя ада

Зажглось во Франции; однако гнев небес

Явил нам зрелище: от облачных завес

Вдруг воздух потемнел, летели тучей черти,

Простор трещал по швам в безумной круговерти,

Где ветры буйные, Всевышнего гонцы,

Мир взбаламутили, снуя во все концы,

И слезы Франции слились в поток единый,

В потоп оборотясь, в кромешные глубины.

От нас бежавший дух, пока играл с огнем,

Накликал нам с небес и молнии, и гром,

Сей бес немало душ отправил в ад, чья бездна

Раскрыла перед ним свои врата любезно.

Трясется твердь земель, вздымает хлябь морей

Не волны, кручи гор, чтоб из глубин скорей

Извергнуть мертвецов, отдать их в жертву аду,

Так древле Сатана нашел себе усладу,

Вдыхая жадно гарь, когда поганский Рим

Живьем испепелял немало жертв пред ним.

Итак, ликует ад, и в хаос довременный

Весь воздух превращен и хлябь и твердь вселенной,

Тут бесы на пиру во всю грызутся ярь,

Как псы стервятники над Иезавелью встарь,

И наш Девятый Карл, заслышав лай в округе[557],

У преисподних врат стучаться стал в испуге.

Когда-то книжники хотели, чтоб Христос

Посредством лжечудес свидетельство принес.

Ведь есть у вас глаза, взгляните же пытливо,

Пред вами чудища огромные и дива.

Чтоб к смыслу бытия найти простейший путь,

Пытались вы постичь вещей обычных суть?

Убийц терзает мысль, что их убьют когда-то,

Развратник чувствует смертельный яд разврата;

Узнает Божий гнев тот, кто Творцу грозит,

Надменных гордецов червями Бог разит,

Карает ужасом тех, чей ужасен норов,

Огнями тех, кто жжет, а кровью — живодеров.

Вы стали бы твердить, что неразумный рок,

Решая жизнь и смерть, такое сделать мог?

Дано ли случаю, бессмысленной удаче,

Так этот правый суд вершить, а не иначе?

А мало ли судей, слепых, внушавших страх,

Изображала кисть с повязкой на глазах?

Как можно женщине слепой судить о каре

По прихоти стихий на этом шатком шаре,

Смущать смятенный мир позволить духу зла,

Который в смертные вселяется тела,

Дабы лишать надежд безумием и сглазом,

Чтоб у разумников отнять и жизнь, и разум?

Кто богохульников лишает языка,

Зовущих дерзко смерть разит издалека,

На части рубит тех, что Церковь рвут на части,

Несет злокозненным особые напасти,

Холодным душам смерть в бессилье ледяном,

Безмерно пламенных смертельным жжет огнем,

На повергающих в темницу славу Божью

Из бездны шлет червей, грозя предсмертной дрожью,

С кровопускателей взимает кровью долг

И предает волкам того, кто сам был волк,

А тех, чей злой язык Господне слово глушит,

Распухшим языком казнит и этим душит.

Читатель мой, боюсь, тебе осточертел

Мой долгий перечень всех этих страшных дел,

Но было бы смешно, когда б о наших ранах

Рассказывали вам волшебницы в романах.

Я не для вас пишу, прислужники сует,

Вам, дети истины, плоды моих замет,

Тут ужасов чреда, о коих помнят плохо,

Речь покаянная тирана Антиоха[558];

Слуги невежества Спиеры[559], горький стон,

Когда раскаялся в делах неправых он;

А вот вам Орлеан, где вроде бы собака

Не грызла никого из жителей, однако

Сбесились выродки, кромсали всех подряд,

Не глядя, кто отец, кто мать, сестра иль брат;

Вот президент Лизе[560], гордец лишился чести

И тронулся умом с шпиком Симоном[561] вместе;

Проказой Римскою был назван Иоанн[562],

Но хворям пострашней он был в поживу дан;

Изранен был Морен[563] и стал добычей беса,

Горячка прибрала Рюзе и Фай д'Эспесса[564].

Гремит Господень глас, разгневанный глагол,

Град, серу и огонь грозит обрушить в дол,

Рокочет медь стволов от гулкого заряда,

К войне готова смерть, а с нею силы ада.

Зефиры шелестят от херувимских крыл,

На коих прямо ввысь Всесильный воспарил.

Он Церкви некогда, Своей святой невесте,

Всемерно помогал и не стремился к мести,

А ныне, в эти дни печалей и невзгод

Не помощь он сулит, возмездие несет.

КНИГА СЕДЬМАЯ СУД

Склони Свой небосклон, спустись к нам, Боже правый,