Трагические поэмы - [19]
Шрифт
Интервал
Кошачьи головы и выползки от змей,
И воронов язык и кровь нетопырей,
Вдобавок желчь сыча и молоко парное
Волчихи, доенной в дремучем древостое
Над логовом пустым, где выкрали волчат;
Напрасно жжешь ты жаб и печень змей-дипсад[84],
Невысохший послед рожденного до срока,
Клык бешеного пса, который у потока
Ронял свою слюну; еще ты копишь зря
Глаз василиска, хвост селедки, якоря,
Чьей силе подчинен и ветер, и ветрило;
А также гнезда сов напрасно ты скопила;
Желаешь свой запас умножить, но к чему?
Бесовских снадобий и так имеешь тьму.
Когда в покойников ты дух вселяешь адов,
То свищешь плеткою, сплетенною из гадов,
Являет хриплый дух наигранный испуг,
Он упирается, уходит из-под рук,
Коснется мертвеца и отлетает надаль,
Как будто бы ему и впрямь противна падаль;
Всё это фокусы, но сам владыка тьмы
Притворам волю дал, чтоб в страхе жили мы,
Вольготно посему при нем живут кривляки.
А ты с их помощью господствуешь во мраке,
И все они тебе покорствовать должны,
Поскольку служишь ты подручной Сатаны.
Тебе везде кредит, и голос твой весомей
Всех зелий привозных, в твоем хранимых доме.
Командуй духами где криком, где бичом,
Учи их фокусам Флоренции, причем
Являй им как пример своих злодейств картины,
Убийства разные[85], французские руины,
А сколько тел и душ ты бесам предала,
Лишенных разума до края довела,
И легионы их, склонясь к нечистой силе,
От Бога отреклись и пекло заселили.
От воплей их могла б ты жалость ощутить,
Свой норов укротить и дьявольскую прыть.
К чему из кожи лезть, искать по белу свету
Таких кудесников, которым равных нету?
Казну и почести, и власть хранить вам впредь,
Чтоб итальянских слуг с их ядами иметь,
Лелеять и кормить пройдох из наглой банды,
Чтоб стала эта мразь знатней, чем наши гранды,
Входящие в совет. Совсем не надо нам
Таких советников, чьи козни тут и там
Несут не мир, но меч, чтоб мстительный, к примеру,
Усвоил их закон, свою отринул веру,
Им ведомо, как злых манить на правый путь,
При этом праведных посулом обмануть.
Безумной Франции злокозненные планы
Подчас закон скрывал, а также мир обманный,
Рядили договор и заключали мир
Всегда обманщики, проныры из проныр.
Так в назидание предстала перед нам
Картина наших бед, пожарища и пламя,
Огонь, слабеющий под тяжестью ствола,
Поскольку нет извне ни света, ни тепла,
Ни миллионов искр, когда под пеплом старым,
Обманчивый сполох вдруг вспыхнет новым жаром.
Пандоры[86] подлый нрав нам столько бед принес,
Злодейка по канве загадку наших слез
Со смехом вышила иглой на черном поле,
Примеры наших бед, погибели и боли
Вкруг сердца своего, горящей головни,
Способной оживлять угасшие огни.
Второй источник бед — Ахитофел[87], чьи козни
Отцов и сыновей ведут к взаимной розни,
Се новая чума, еще один злодей,
Се наших внуков страх и даже их детей,
Жестокий кардинал в багряном одеянье,
Таком как жизнь его и все его деянья,
Сей изверг красным стал от крови тех, чей век
Его стараньями до срока меч пресек,
К тому же сластолюб иной запятнан кровью,
Кровосмесительной чудовищной любовью[88],
Поскольку грешным сим и совершен стократ
Бесовский сей разгул, бессовестный разврат.
Была ужасною кончина кардинала,
И в тот же миг вся рать бесовская восстала,
Стал черным небосвод, трясет земную твердь,
И разом трех стихий взревела коловерть,
И красный дух того, кто возмущал при жизни
Всю землю, все края, кто так вредил отчизне,
Уносит тысячу ростков, смерчей, ветров,
Перунов кованых, сверканий и костров,
Исход святой души, столь пышный, столь слепящий,
Поверг безбожников глумливых в ужас вящий.
Исторгнув демона, остался блудодей
В плену злых умыслов, в сетях былых страстей
И черных дел своих и, стоя перед бездной,
Не мог он позабыть наперсницы любезной,
Подругу Бог сберег, когда скончался друг[89],
Распался их совет, нет края наших мук.
Принц богоизбранный[90], ты видел в доме тещи
Цикуту и дурман, тебе, чего уж проще,
Свидетельствовать нам, что королева-мать
Средь ночи с криками покинула кровать,
Когда усопший к ней пришел, дабы проститься
Перед уходом в ад. Ты видел: дьяволица
Прикрыла в горести ладонями свой лик,
И волосы твои от страха встали вмиг.
Ничтожность сих мозгов однако привлекала
Как свет от факела, как пламя от запала,
Способное спалить, сравнять с землею храм
И замок истолочь с золою пополам;
И стены школ крушит толпы порыв безглавый,
Оставив лишь костяк от нашей древней славы
(Нам о величии гигантов давних лет
Дает понятие теперь один скелет).
Стараньем сих двоих растоптаны законы,
И озверелый сброд, к делам бесчинным склонный,
Багрил ножи в крови бессильных стариков,
Младенцев убивал, бесчестя мирный кров,
Не признавала смерть ни возраста, ни пола.
Стараньем сих двоих истошно сталь колола,
И вот со дня резни пятнадцать лет идет
На нивах Франции покос и обмолот.
Поскольку бешенство с горячкой охватило
Ряд сопредельных стран, где тьма не наступила,
Макиавеллиевой выучки умы
У нас посеяли раздор страшней чумы,
И знать французская, на их поддавшись козни,
Вступила на стезю междоусобной розни,
С отвагой у дворян и ярость возросла,
И стал высокий род подобьем ремесла.
Привычно меж собой вступать в бои дворянам,
Властитель их долги оплатит чистоганом.
Тут всякий вертопрах таскает в ножнах меч,