Трагические поэмы - [21]
Шрифт
Интервал
Не надо нам ко сну рассказов старожила
О том, что в Пуату или в Ксентонже было,
Реки Бутонны вал отмыл от крови дол[96],
Где действовал мечом оружью чуждый пол.
Деяния святых совсем иными были:
Так первый мученик, Стефан, почти в могиле
Молился за убийц и в небесах узрел
Христа, а рядом с ним себя и свой удел.
Кто погибает сам, и все же полон жажды
Убийце отомстить, тот погибает дважды:
Разверстой бездны глубь пред ним, и там слышны
Скрипение зубов и зовы Сатаны.
С тех пор, как введены подобные забавы,
Почти сто тысяч душ унес разгул кровавый,
Не стало воинства, зато рубаки есть,
Отринувшие всё — и небеса, и честь.
Четыре, вставшие у наших врат, народа
Не источают злость и яд такого рода,
Они не так смелы, но хитростью не раз
Над нами брали верх и обирали нас,
С опаской меч берем, истощены войною,
Редеет наша рать и люд от боя к бою.
Вот наши пагубы, вот наших бед чреда
И гневный приговор небесного суда.
В таком злосчастии страна и все французы,
Кому дают прокорм и надевают узы
Зверюги пришлые, церковники, чья цель
Поставить под ярмо народы всех земель,
Европу подчинить державной власти Рима,
Хоть меньше, чем она, сей Рим неизмеримо.
Так Рим превознесен, что ныне иерей
Отважных кесарей попрал и королей;
Привычно мы глядим, как серая от пыли
Подошва папская пятнает чаши лилий[97]
В былые дни Нерон, кровавый сумасброд,
Себя превозносил, чтоб слышал весь народ:
«Меж земнородными согласно высшей воле
Наместником небес поставлен я в юдоли.
Народа жизнь и смерть держу в своих руках,
Хочу — помилую, хочу — сотру во прах;
Мой голос — глас судьбы, который сплошь да рядом
Рыданья либо смех приносит многим градам;
Велю — и все цветет; несчитанных рабов
Я на арены шлю из темных погребов;
В стране вершится все по моему приказу,
Владею вольными, рабами, всеми сразу,
Царя я превращу в раба, а захочу —
Дам нищему венец, котомку богачу».
Сей древнеримский волк не понимал иного.
А волк теперешний[98] такое молвит слово:
«Закон мне не указ, когда я правлю суд,
И даже небеса судимых не спасут;
Прощаю все грехи налево и направо,
Могу похерить факт, бесправьем сделать право;
Толпу отправлю в рай, а захочу — и враз
Из грязи выйдет князь, из принца свинопас;
Я вправе миловать и возводить в святые,
И ангелы при мне свои склоняют выи;
Начало всех начал, я мигом возведу
На небо ад, а рай я помещу в аду».
Вот ваш святой завет, искатели крамолы,
Испанских тлей рои, отродия Лойолы[99]
Не мир несете нам, надев наряд святош,
А смертоносный яд и под полою нож.
По вашей милости утверждена незримо
Под флагом совести повсюду воля Рима,
Куда б вы ни пришли, повсюду пролита
Кровь стран и королей во имя лже-Христа.
Вещайте, действуйте, убийц незримых скопы,
Несите адский огнь во все концы Европы!
Вы в происках своих не бережете сил,
Чтоб скипетр Запада на Севере царил[100].
Гляжу я: ваш кинжал работает на славу,
Пробравшись в Швецию, Московию, Варшаву[101],
Берете верх, слепцы, да не возьмете в толк,
Что Агнец Божий жив, а ваш повержен волк.
Несчастный мой король[102], грех на тебе великий,
Как мог ты волю дать иезуитской клике!
К чему нам накликать клинок и камнепад?
Глазами новыми взгляните, бросьте взгляд
На длань, разящую нас, грешников, за дело,
Должны мы Божий гнев узреть оторопело,
Мир с небом заключить, но прежде — меж собой,
За милость милостью воздаст нам Всеблагой,
И если завистью снедаемы не будем,
Не станет угрожать и самовластье людям.
Избудем тяготы, забота лишь одна
Должна быть в небеса с мольбой вознесена:
«Ты видишь, Праведный, как из руин и пепла
Взошли Твои цветы, Твой Храм, как вновь окрепла
Надежда на Тебя всем чаяньям вразрез,
Чтоб с помощью ее и веры свет воскрес.
«Твои враги и мы в грехах равны, и все же
Когда Ты вышний суд садишься править, Боже,
Нас делишь на своих врагов и сыновей,
Се выбор, сделанный по милости Твоей.
«Добро даришь врагам — наглеют, супостаты,
Ты нам несешь беду — мы знаем: виноваты,
Они Тебя хулят, когда Ты ласков к ним,
Когда Ты губишь нас, молитвы мы творим.
«Зовет нас этот сброд испить Твой гнев из чаши.
Но дашь ли Ты ему лакать опивки наши?
Хлысты, которые нас иссекают всласть,
Неужто не должны в огне Твоем пропасть?
«И в кротости Твоей, и в крайнем гневе тоже
Ты агнцев и волков карай, Всесильный Боже,
Но Ты обетовал различье соблюсти,
Заблудшим чадам прут, а меч врагам нести.
«Неужто хочешь Ты, чтоб враг царил надменный
На шаре, где живем? Иль Ты не Царь вселенной,
Господь карающий, целящий нас Господь,
Который смерть несет и оживляет плоть?
«Ты чудеса творишь, но слепы все владыки,
Твой гром гремит, но нет ушей у этой клики,
Лишь нашим палачам она протянет длань
И только Сатане вручить готова дань.
«Сион[103] от сих владык несет урон в избытке,
Но вскоре Вавилон[104] ограбит их до нитки:
Вот скоп рогатых гор[105], который отдает
Все злато Сатане, а небу снег и лед.
«Мечети, пагоды, поганские святыни
Возносят мрамор ввысь, сияют от гордыни,
Но Бог там не живет, он сам возводит свой
Необозримый храм в пустыне мировой.
«Вьют гнезда ласточки и воробьи с дроздами,
Жилье для голубей мы, люди, строим сами,
Все твари смертные себе возводят дом,
Лишь Ты, бессмертный Бог, не знаешь нужды в том.
«Твой дом — сей мир, где всем Твоя открыта слава,