Трагедия на Витимском тракте - [19]

Советская власть в Чите пала.

Конференция городских советских и партийных работников, собравшаяся 28 августа на станции Урульга приняла решение прекратить борьбу сплошным военным фронтом и перейти к партизанским действиям против белогвардейцев и интервентов…

Старый большевик, член партии с 1907 года П. А. Аносов положил начало своему партизанскому отряду в районе сел Бальзино и Дарасун. Там, в стороне от Акшинского тракта, собралась в лесу группа бывших советских работников Читы и сельских активистов. Отряд был небольшой, всего несколько десятков человек, но после первых удачных стычек с семеновцами он стал расти, превратился в бригаду, объединив ряд мелких партизанских групп и отрядов. Тогда–то Аносов и познакомился с Костей Ленковым, уроженцем села Старая Кука.

Был тот ловок, силен, вынослив, хорошо знал тайгу, а если и отличался безудержным своеволием, то кто в ту пору придавал этому значение?! Время было такое, что личная храбрость все искупала и почиталась на первом месте. Что–что, а храбрости и ловкости Ленкову было не занимать. Охотно ходил он в разведки, даже в одиночку. Как–то в районе Песчанки под Читой попал в руки японцев, был опознан, как партизан, и подлежал расстрелу. По дороге к месту казни изловчился, расправился с тремя конвоирами и с незажившей глубокой раной на голове вновь появился в отряде.

Среди партизан поговаривали о Ленкове разное.

И что он на руку не чист, что еще в дореволюционное время занимался контрабандой, что за ним числится много темных делишек в прошлом. Что тут было правдой, Аносов так и не смог тогда разобраться. Попробовал расспросить о Ленкове его старого знакомого Егора Бурдинского, но тот выслушал и махнул рукой:

— Ерунда все это… Да и кто, скажи, в Забайкалье не занимался контрабандой? Главное, что человек жизни не жалеет за наше дело.

Воевал Ленков действительно хорошо, выдвинулся в командиры, и Аносов уже готов был полностью поверить ему, но конец партизанской войны в Забайкалье вновь изменил его представление о «лихом Косте».

В августе 1920 года в селе Покровка, что стоит при слиянии рек Шилка и Аргунь, был созван 3‑й съезд партизан Восточного фронта. Обсуждался один вопрос — о создававшейся тогда Дальневосточной республике. Доклад командующего Восточным фронтом Д. С. Шилова был встречен партизанами весьма настороженно и даже недоброжелательно. Они никак не могли понять, зачем после многолетней и теперь успешно завершающейся борьбы с белыми нужно организовывать буферную, отдельную от Советской России республику? Да еще какую–то демократическую? Да еще с допуском частного капитала? За что же, выходит, сражались с чехословаками, с колчаковцами, с семеновцами, с канпелевцами, с японцами? За что кровь проливали?

На все доводы, что буферное государство создается временно, для избежания войны с японцами, наиболее рьяные из партизан кричали:

— Побьем япошек! Даешь Советы!

Дело дошло до того, что родной брат командующего фронтом Степан Шилов самовольно образовал «объединенный штаб амурских партизан», который заявил о неподчинении центральному командованию, об отказе вступить в регулярную армию. Дальбюро и правительству ДВР понадобилось немало усилий, чтобы ликвидировать эту анархическую затею.

В то весьма смутное для партизан время Аносов и услышал от Ленкова фразу:

— Эх, деятели! Продали но капельке партизанскую кровушку!

Командир бригады попробовал разъяснить ему ошибку, убедить в необходимости всей предпринимаемой реорганизации, но Ленков впервые недобро посмотрел на него и сощурился:

— Брось трепаться! А то и ты уважение растеряешь!

Через несколько месяцев Костя Ленков скрылся из отряда. Ушел на задание и не вернулся. Сочли погибшим.

Не знал Аносов, что почти полгода Костя Ленков жил в таежных селениях, пил–гулял, не снимая с папахи партизанской ленты, а потом на трофейном коне вернулся в родное село, к матери. На земле работать не захотел, занялся извозом. Возил людей на золотые прииски и обратно. Летом в 1921 году вез с Оленгуя двух читинских китайцев, которые всю дорогу весело болтали по–своему. Их языка Ленков не знал, но тут многого и не требовалось, чтобы понять, что купцы возвращаются с выгодной добычей. Недели через две во время сенокоса неподалеку от Куки были обнаружены два трупа. Началось расследование. На первом допросе Ленкову удалось отговориться, а затем он не стал испытывать судьбу и снова скрылся. В Чите отыскал кое–кого из бывших друзей по старым контрабандным делам…

Ничего этого не знал Аносов, по в последний год, приезжая ненадолго в Читу, Аносов стал слышать фамилию своего бывшего партизана и даже, помнится, вначале задумывался — а он ли это, и нет ли тут совпадения? Но постепенно уверенность, что это, конечно, его Костя Ленков, стала настолько твердой, что наводить справки или расспрашивать было уже и совестно, и не нужно.

2

Бывая в Чите, Аносов останавливался в небольшой пекарне напротив Базарной площади, хозяина которой — Турка — знал еще с дореволюционных лет. «Турок» — это прозвище старика–татарина, невесть когда сосланного в Забайкалье. Во времена семеновщины он за хорошую плату устроил на своей квартире подпольную партизанскую явку и честно содержал ее до освобождения Читы. Аносов ему доверял, хотя и догадывался, что молчаливый, вечно озабоченный Турок не гнушается какими–то мелкими коммерческими махинациями на черном рынке. Двери пекарни не закрывались ни днем, ни ночью, а все разговоры с хозяином велись настороженным полушепотом.