Трагедия на Витимском тракте - [21]

— Вот те на! А я, понимаешь, как знал! Идем мы, понимаешь, с Колькой Письменновым мимо, дай, думаю, загляну. Знаю, знаю, Аносов, какой ты у нас трезвенник! Но неужто, думаю, не уговорю выпить по капелюшке этой проклятой влаги ради товарища по партизанству! А тут пир горой! Жаль — Колька Письменнов отказался. Здорово, братцы! Принимайте в компанию! Тут и Гоша–друг! Ты это здорово придумал, — повернулся он к Аносову, — собрать друзей, да вспомнить боевые годы! Вот моя доля!

Из внутреннего кармана тужурки Тащенко вынул бутылку самогона, откупорил и разлил по стаканам.

— Ну, за встречу! Так, что ли?

— Скорей, за расставание! — усмехнулся Аносов, поднимая стакан. — Уезжаю я завтра.

— Куда?

— В Сретенск направляют.

Тащенко одним махом опрокинул в рот свою порцию, крякнул, понюхал кусочек хлеба, поморщился:

— Вот скажи — какая коловерть с нами, с партизанами получается… Когда семеновцы да япошки властвовали, были мы красными орлами революции. Всем нужны! А теперь понаехало из России видимо–невидимо! А вы бывшие партизаны, будьте любезны, отправляйтесь к черту! Уж ты–то, Аносов, человек грамотный, политически подкованный! Неужели не заслужил ты должности в Чите?

— Тебе–то, Тащенко, грех обижаться! — подал голос Бурдинский, закусывая после выпивки.

— Это почему же?

— Ты же депутат Народного собрания.

— Был депутат, да сплыл, — недобро засмеялся Тащенко. — Это когда наша партизанская власть была, выбрали… А теперь и не хотят выбирать, от ворот поворот. На второй созыв другие нашлись. Из России получше меня приехали.

— Ты и партизаном–то был без году неделя! — оборвал его Бурдинский.

Тащенко обиделся, но промолчал.

Так через пень–колоду и тянулся никому ненужный разговор. С минуты на минуту должен был появиться Костя Ленков. То и дело прислушиваясь, Аносов наблюдал за Тащенко и силился понять — послан ли он сюда Бельским или пришел случайно? Не лучше ли выпроводить его, пока есть время?

Тащенко выпил снова, заметно захмелел и вдруг притих, глядя осоловелыми глазами по сторонам.

— Не пойму я, — заплетающимся языком произнес он и встал. — Ждете вы кого, что ли? Если мешаю, могу уйти… Навязываться я не люблю…

— Сиди! — резко дернул его за плечо Бурдинский. — Никого мы не ждем. Сиди и пей, если хочешь!

— А чего молчите тогда? Нет уж, я молчать не согласен… И навязываться не люблю… Вот выпью еще немного и пойду!

Пока он, расплескивая водку мимо стакана, наливал себе, Аносов тихо поднялся и вышел.

Турок в пекарне топил печь.

— Приходил ко мне кто–нибудь еще? — прямо спросил Аносов.

— Прыхадыл, — равнодушно отозвался хозяин, шуруя в топке длинной металлической кочергой.

— Кто приходил? Партизан?

— Нэ знаим. Адын прыхадыл.

— Почему не вошел?

— Нэзнаим.

— Кто был? Костя Ленков? Он сказал что–нибудь?

Турок повернул к нему потное лицо, пристально посмотрел сквозь узкие щелочки заплывших жиром глаз, пожал плечами:

— Нэ знаим… Лэнкова нэ знаим… Нычего нэ гаварыл.

Аносов уже догадался, что приходил Ленков. Дело было сорвано. Досадуя на неудачу и видя ее причины лишь в неожиданном появлении Тащенко, Аносов вернулся в свою комнату, взглядом подозвал Бурдинского и шепнул:

— Он был, но не вошел. Надо что–то делать.

Пьяный Тащенко, отвалившись к стене и закрыв глаза, пел что–то фальшивое и бессвязное. «Адъютант» пристально наблюдал за ним через отражение в угловом зеркале. Бурдинский за время отсутствия Аносова тоже успел выпить, настороженность в его глазах сменилась хмельной удалью. Он подошел к Тащенко и взял «то за грудки:

— Хватит выть! Пошли отсюда!

Тащенко открыл глаза, бессмысленно улыбнулся и медленно погрозил пальцем перед носом Бурдинского:

— А я знаю, кого вы ждете! Меня, брат, не проведешь…

— Ничего ты не знаешь. Хватит болтать. Пойдем, домой отведу!

— Погоди, Бурдинский… Ты хороший человек… А твой «адъютант» — сука! Он все время за мной следит. Ты бойся его, Бурдинский! Он продаст тебя госполитохране, вот увидишь.

— Перестань болтать!

Бурдинский поднял с пола папаху Тащенко, натянул ему на голову, с силой прихлопнул ее и потащил пьяного к двери.

— Да ты что! — вдруг выпрямился Тащенко, — Ты думаешь, я и вправду пьян? Ерунда! Я еще столько могу выпить и — ни в одном глазу!

— Уходи–ка, давай! К нам должен прийти один человек… Не мешай, понимаешь?

— Ага, все–таки ждете? — остановился обрадованный Тащенко. — Зря ждете! Не придет. Пока я тут, он ни в жисть не придет!

— Почему?

— А это уж ты, Бурдинский, извини, — погрозил ему пальцем Тащенко. — Тебе одному скажу, а при этой суке, — он посмотрел на молчаливого, словно ничего не слышавшего «адъютанта», — я и тебе сказать не могу.

Бурдинский полуобнял пьяного Тащенко и зашептал ему на ухо:

— Тут все наши. «Адъютант» — свой в доску, ты его не бойся. А человек этот мне вот как нужен. Серьезное дело имею, надо бы повидаться.

— Не-е, Бурдинский! — громко засмеялся Тащенко. — Ты меня так не покупай… Здесь я говорить с тобой не буду. Не буду и все! Хочешь пойдем вдвоем в харчевку к Фильке–Медведю… там и поговорим. Ты, Аносов, если хочешь, пойдем с нами.

— Я идти не могу, — сказал Аносов, переглянувшись с Бурдинским. — У меня дела есть.