Трагедия на Неве - [4]

Гитлер остерегался открыто провозглашать войну с Россией как поход в целях порабощения и уничтожения людей. Смертельные последствия его расовой идеологии должны были сохраняться в тайне от всего мира. Просачивавшаяся информация безжалостно пресекалась, и даже за границей ее воспринимали как неправдоподобную. Сегодня, после того как русскими архивами был подтвержден масштаб сталинских злодеяний, эти темы дискутируются уже в открытую, что, разумеется, не оправдывает масштаба немецкого оккупационного господства в Советском Союзе.

Как вели себя высокие военные чины, когда им стали известны планы штаб-квартиры фюрера пресекать с применением оружия попытки населения вырваться из Ленинграда? Если некоторые из них склонялись к тому, чтобы рассматривать такие намерения как решение чисто технической проблемы тыловых служб, а не как вопрос морали и чести, то они заблуждались. Такой войне их не учили. Хотя они знали, как беспрекословно выполняются бессмысленные приказы, и то, как Гитлер издевательски говорил, что «консервативные офицеры сухопутных войск хотели бы превратить профессию солдата в церковный амвон». Но гражданские лица редко становились объектом их мыслей. Они прежде всего воспринимались, как помеха при ведении боевых действий, как рабочая сила, заложники, объекты, которые служили для использования. Поэтому генералы думали о солдатах лишь в одном аспекте. Их беспокоило, каким грузом это ляжет на психику солдата, если ему прикажут применить силу против безоружных людей. Они учитывали такой фактор, как угрызения совести, и видели в этом серьезную опасность для поддержания дисциплины и боевого духа. Некоторые опасались, что из-за этого могут быть надолго утеряны такие понятия, как порядочность и выдержка.

Ленинградцы находились в смертельном положении. Йоахим Хофманн ссылается в своей книге «Сталинская беспощадная война 1941–1945» на приказ Сталина от 21.9.41 г., который был доведен в Красной Армии вплоть до полкового звена. Поводом были неподтвержденные донесения Жукова, Жданова и других о том, что немецкие войска начали посылать в Ленинград женщин, детей и стариков, которые просили прекратить бои и сдать город. Сталин ответил, что против таких просителей следует открывать огонь, они опаснее фашистов: «Никакой пощады ни немецким мерзавцам, ни их делегатам, кто бы они ни были!»

Сегодня историки, изливающие свою персональную ненависть на поколение отцов как нацистов, поучают нас в виде тезиса о коллективной вине, что вермахт — это убийца.

Тем самым почти двадцать миллионов немцев обвиняются в тяжких преступлениях. Давайте противопоставим этому шедевру ярлыков образ, который создал Якоб Буркхардт, занимаясь историей. У него речь идет о человеке, «каков он был, есть и будет» — то есть со всеми его, в том числе и отрицательными, характеристиками. Низость и кровожадность — это чисто человеческие недостатки, но никак не национальные качества. С подобным криминальным отребьем вынужден сосуществовать любой народ. Уголовные элементы можно найти среди любых слоев, в любой толпе людей, да даже в каждой армии, причем всегда. Кто бы мог при этом всерьез утверждать, что в вермахте такого отребья не было?

Говорится, что «огромное количество немецких солдат послушно и безмолвно принимали участие в явно выраженных преступлениях». В этом нет каких-либо новых научных открытий. Но какое же все-таки это «огромное количество»? Подход с определенной меркой к данному вопросу, разумеется, совершенно не означает сокрытия постыдных фактов или прославления смертоносных оргий. Но не даст ли сравнение с преступлениями Красной Армии более точную и честную картину войны на уничтожение, которая бушевала между обеими воюющими сторонами и которую они обе, бесспорно, вели самым безжалостным образом? И до этого любая война развязывала зверства. И до этого всегда жестокость порождала жестокость. А как часто фанатизм играл при этом губительную роль? Военная дисциплина подавляет слабости характера и морали, но она их не устраняет. То есть подонки остаются такими и в военной форме. Садизм сидит в голове, а не в одежде. Дисциплина способна вызвать сверхчеловеческие достижения. Но она может также, если ею пренебрегают или используют в низких целях, привести к античеловеческому террору. Примеры этому постоянно возникают и после 1945 года.

Конечно, тут же встает вопрос, почему те, кто знал о преступных намерениях, не выступили сразу же и всеми средствами против этого? Разумеется, им будет дана оценка по самым высоким моральным критериям, которые некогда с гордостью взял на вооружение офицерский корпус. Но не кажется ли просто смешным подобный упрек со стороны наших современников, которые оправдывают характерные ошибки термином «изменение ценностей», а нечто само собой разумеющееся отождествляют с «вторичными добродетелями»? О том, что произошло с теми, кто пытался противодействовать, зная при этом, что они сжигают все мосты за собой, можно долго размышлять, побывав во дворе здания «Бендерблокс» в Берлине, где были расстреляны Штауффенберг и его друзья, или взглянув на крюки для разделанного мяса в тюрьме Плетцензее, на которых в мучениях умирали военнослужащие, участвовавшие в заговоре против Гитлера.