Трагедия казачества. Война и судьбы-4 - [106]

К сожалению, о повседневной жизни казачьих семей в Терско-Ставропольской станице я не могу поведать ничего конкретного.

Туберкулез легких был серьезной инфекционной болезнью, и мама подвергла меня строгому карантину, ограничив мои внешние контакты до предельного минимума. Отмечу только, что, в отличие от донской станицы в Алессо, местные жители которого были выселены перед поселением в нем казачьих семей, терцы и ставропольцы жили большей частью с итальянскими семьями в одном доме и, по-видимому, без острых конфликтов.

Мама поддерживала хорошие коллегиальные отношения с местным врачом. Объяснялись они на смеси латинских и немецких слов. У врача была невеста на юге Италии. Невзирая на опасности, связанные с переходом линии фронта, он решил повидать ее. Он попросил маму позаботиться о его пациентах во время его отсутствия. Мама дала свое согласие. Пациенты приходили к ней на прием. Говорить с ними мама не могла и только тщательно осматривала их, записывала по латыни диагноз и выписывала больным, опять-таки по латыни, как она это делала дома в Харькове, рецепты на лекарства, которые без возражений принимала местная аптека.

Возвратившись домой, итальянский врач просмотрел мамины записи и остался очень доволен.

Полагаю, что в конце января в Терско-Ставропольской станице обосновался переехавший в Казачий Стан из Берлина генерал П.Н. Краснов с женой. Он поселился в центре Кьяулиса, в доме, который был первоначально предоставлен маме. Взамен она получила другой дом на окраине. С точки зрения удобств (о таком доме в Советском Союзе мы не могли мечтать) второй дом не уступал первому. В этом доме я и провел два с лишком месяца моего больничного отпуска.

Однажды маму пригласили в дом Красновых к жене генерала, на что-то жаловавшуюся. Ничего серьезного мама не обнаружила. Красновы очень понравились маме своей не наигранной простотой в обращении и искренним дружелюбием.

Итак, в сложившихся условиях карантина в вопросе моего времяпровождения я оказался полностью предоставленным самому себе. Разумеется, я не собирался все время сидеть дома. Внешний мир влек меня к себе. Весна уже шла по горам и долинам северной Италии. Мир был для меня нов и прекрасен, и открытия ожидали меня у самого выхода из села.

В обращенной к нам стене вознесенного над долиной Тальяменто скалистого массива, совсем недалеко от улицы, где стоял наш дом, зияло черное отверстие. Оно оказалось входом в довольно обширную пещеру. В противоположном конце пещеры мерцал свет. Он проникал внутрь через вертикальную щель, в которой я распознал бойницу. Из бойницы, открытая, как на ладони, была видна дорога из Толмеццо на Виллу Сантину. Залегший за бойницей пулеметчик без всякого труда мог бы вести огонь по колоннам неприятеля, оставаясь полностью недосягаемым для ответного огня. Предполагаю, что это огневая точка была высечена в скале в 20-х годах, когда у Муссолини еще не было союзника на север от Альп, и он мог опасаться вторжения в Италию с севера.

В последующие годы союза между Муссолини и Гитлером огневая точка утратила свое первоначальное значение, но возможность ее боевого использования, вероятно, не ускользнула от внимания партизан в 1944 году. Следы своего пребывания здесь они оставили в виде многочисленных антифашистских лозунгов на стене у входа в пещеру. Страсть к подобному способу передачи информации была присуща уже римским предкам итальянцев, судя по дошедшим до нас надписям на стенах домов Помпеи.

Среди этих надписей я обнаружил одну на русском языке: «Мы боремся против казаков, потому что они защищают свою расу». Кто был автором этих слов? Владевший русским языком итальянец? Примкнувший к партизанам советский военнопленный или солдат восточных формирований, сражавшихся в Италии в составе германских вооруженных сил?

Мне было известно, что из казаков Казачьего Стана к партизанам перешла сотня Черячукина. Во всяком случае, в тот момент эта фраза поразила меня своей непроходимой глупостью.

Расизм не был частью казачьего антибольшевизма. В брошюре без указания автора (авторство приписывали генералу П.Н. Краснову), изданном Главным Управлением Казачьих Войск на немецком языке «Das Kosakentum» («Казачество»), в самом ее начале подчеркивалось, что казаки представляют исторически сложившееся, территориально обособленное военное сословие российского государства. Этнически и по культуре они — часть русского народа, а отнюдь не особая нация. Разумеется, это утверждалось в пику националистам-казакийцам, с которыми генерал П.Н. Краснов был не в ладах. Но ведь и сами казакийцы, хотя и возводили предков казаков к упоминаемым летописью «бродникам» домонгольских времен, расовой исключительности казачьей нации не проповедовали.

Больше того, в отличие от генерала П.Н. Краснова, возглавлявшего Главное Управление Казачьих Войск, инженер В.Г. Глазков, глава казакийцев, признал руководящую роль генерала A.A. Власова и высказал готовность войти в состав КОНРа. Казаки защищали не свою расу (тема расы вообще не фигурировала в наших беседах), а отстаивали элементарное право оставаться людьми в ставшем бесчеловечным мире. Не словоблудствуя, без выспренних и высокопарных фраз.