Трагедии - [69]

Коса скосила всех. С великой скорбью Гея

В себя впитала кровь потомков Эрехтея.

Строжайший объявил указ Тесей, наш враг, —

Чтоб не мечтал никто вступить со мною в брак:

Роди я сыновей, дрожал бы он от страха,

Что наш мятежный род воспрянет вновь из праха.

Ты знаешь, встретила с презреньем я каким

Указ, объявленный гонителем моим:

Я, незнакомая тогда еще с любовью,

Обрадовалась лишь Тесееву условью,

Почтя, что чистоту оно мне сохранит.

И вот передо мной явился Ипполит.

Нет, не сверкающей пленилась я приманкой,

Не красотой его, не царственной осанкой, —

Природы щедрыми дарами наделен,

Тех преимуществ сам в себе не ценит он, —

Меня душевное пленило благородство.

С прославленным отцом храня в высоком сходство,

Не унаследовал он низких черт отца.

Тем больше этого люблю я гордеца,

Что он не знал любви. Я б не могла, как Федра,

Тесеем чваниться, — любимым, что так щедро

Свою привязанность всем встречным раздает.

Войти в то сердце, где для всех не заперт вход!

Завидной не могу почесть такую долю.

Вот если бы согнуть негнущуюся волю!

Неуязвимый дух пронзить стрелой скорбей!

Навек сковать того, что не знавал цепей!..

Победа над каким героем знаменитым

Сравнится с торжеством любви над Ипполитом?

И чем труднее путь к такому торжеству,

Тем мне ценней оно. В мечтах о нем живу!

Исмена, милая! Увы, моя отвага,

Я знаю и сама, не принесет мне блага, —

Для торжества над ним моих не хватит сил.

От гордости его, которой он мне мил,

Замучусь я. Увы! Моя судьба плачевна.

Ведь так?

Исмена.

А вот он сам идет к тебе.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Арикия, Исмена, Ипполит.

Ипполит.

Царевна!

Перед отплытием явился я к тебе, —

О будущей твоей уведомить судьбе.

Отец мой мертв. В душе об этом знал давно я:

Исчезновению бесстрашного героя,

Что подвигами всю потряс земную твердь,

Могла причина быть единственная — смерть.

Собрату, спутнику, преемнику Алкида[231]

Пришлось, покинув мир, сойти во мрак Аида.

Должна признать за ним все эти имена

И ты, хотя была при нем угнетена.

Сильна моя печаль, ей не пройти вовеки.

Одно отрадно: ты свободна от опеки.

Я отменил указ. Будь полной госпожой

Над сердцем ты своим и над самой собой.

В Трезене, где на власть я все права имею,

Где предку своему наследую, Питфею,

Где избран я в цари и где мне все — друзья,

Свободной будешь ты — свободнее, чем я.

Арикия.

О государь! Боюсь, что к пленнице опальной

Ты слишком милосерд. Ты жребий мой печальный

Так изменить спешишь, что мне милее плен,

Чем ожидание грядущих перемен.

Ипполит.

Афинам нужен царь. Кипят умы в столице.

Кто ж назван ими? Ты, я сам и сын царицы.

Арикия. Я?

Ипполит.

Ведомо тебе, что древний есть закон,

По коему, раз я не эллинкой рожден,

Мне возбраняется владеть афинским троном?

Будь мне соперником лишь брат мой, — я б законом

Мог пренебречь, его забвению предав

Во имя истинных моих, всем ясных прав.

Однако твоему я уступаю праву:

Я должен передать афинскую державу

Тебе, наследнице династии былой,

Тебе, чей предок был рожден самой землей.

Мой дед, Эгей, царю был лишь приемным сыном[232].

Тесей принес почет, могущество Афинам,

За что его царем провозгласил народ.

Отвергнут и забыт был твой злосчастный род.

Теперь там ждут тебя. Владей своей державой!

Афины распрею утомлены кровавой,

Да и сама земля устала вновь и вновь

Пить собственных детей дымящуюся кровь.

Трезен останется под властью Ипполита,

Сын Федры — в будущем он повелитель Крита[233],

Но Аттика — твоя. Туда я должен плыть,

Дабы все помыслы к тебе лишь обратить.

Арикия.

Я так поражена, что не найду ответа.

Уж не во сне ли мне пригрезилось все это?

Сплю? Бодрствую? Понять не в силах ничего.

Скажи мне, государь, какое божество

Твой замысел тебе внушило? Ведь по праву

Стяжал ты громкую себе повсюду славу.

И трон — мне отдаешь? Как рада б я была

Знать лишь о том, что ты не замышляешь зла,

Что не намерен ты безжалостно и гневно

Меня преследовать...

Ипполит.

Преследовать, царевна?

Зло причинить тебе? Иль, чудеса творя,

Ты не смягчила бы и сердце дикаря?

Сколь ни хулит молва мое высокомерье, —

Я женщиной рожден, не чудище, не зверь я.

О, я противился, но красота твоя...

Арикия.

Как, государь?

Ипполит.

Себя невольно выдал я.

Увы, рассудок мой был побежден порывом.

Но, с ожиданием покончив терпеливым,

Со строгих уст сорвав безмолвия печать

И сердце обнажив, я должен продолжать.

Перед тобой — гордец, наказанный примерно.

Я, тот, кто отклонял любовь высокомерно,

Не признавал ее началом всех начал,

Я, кто ее рабов надменно презирал,

Кто с жалостью глядел на тонущие души

В час бури, думая, что сам стоит на суше, —

Был сломлен, подчинен всеобщей был судьбе.

В смятенье изменил я самому себе.

Час пробил — и мой дух, свободный и суровый,

Смирился и надел любовные оковы.

О, сколько в прошлом мук и сколько впереди!

Полгода как живу я со стрелой в груди,

Напрасно от нее избавиться мечтая.

Ты здесь — бегу я прочь; коль нет — ищу тебя я.

Куда б я ни пошел, ты следуешь за мной:

Твой образ в заросли мне видится лесной;

Меня при свете дня, меня во мраке ночи

Запретная мечта терзает все жесточе...

Стараюсь избегать я сердца госпожу,

И что же — сам себя в себе не нахожу:

Душа занятьями былыми тяготится, —

Забыты скакуны, забыта колесница,

Не мчусь за зверем я с копьем наперевес,