Тожесть. Сборник рассказов - [34]
Не помню, мы говорили что-то, пока они ехали? Врачи эти? Или молчали? Или говорили? Молчали. Мы всегда молчим. И кровь, наверное, ее было мало, но мне казалось, что она повсюду. Что ее много. Очень много. Капает на пол, растекается лужей. Морем. Вины, жалости, неисправимости. Всем самым плохим, что было у нас.
Тем днем. Бесконечным днем.
Наверное, нет смысла говорить, что мне жаль. Что я себя ненавижу. Никогда не забуду. Не знаю, прощения просить? Что мне нужно сделать? Чтобы отпустило. Меня. Тебя. Чтобы этот день нас отпустил.
Я не знаю.
Если знаешь ты, напиши. Напиши пожалуйста.
Женя.
Это последнее письмо, Жек. Последнее письмо. Звучит жутко. Звучит освобождающее. Это последнее письмо. Мне сложно проследить стадии, эмоции и мысли. Но письма были. Это пятое. Я давно уже не бралась разложить нас на буквы и слова. Я давно уже не вела этих внутренних монологов. Я так боялась разглядеть наш финал, а теперь он передо мной, во всей своей конечности, и мне уже не страшно. Мне давно не было так не страшно.
Внутри меня бушевало столько боли. Столько непринятия. Себя и тебя. Обстоятельств. Путей. Столько неуверенности. Столько сомнений. И вот сейчас все мои мысли, весь этот ураган нестерпимых мыслей угомонился, осел, растаял. Я больше не хватаюсь за обрывки — не пытаюсь вспомнить твой запах, услышать, как ты дышишь во сне. Я не помню теплую вмятину на подушке от твоей головы. Прошло так мало времени, так смехотворно мало, а все уже стерлось, смазалось и ушло.
Нет, не потеряло ценности, просто поблекло. Прошлое стало прошлым. Прошедшее осталось за спиной. Так спокойно становится, когда принятое решение оказывается принятым на самом деле. Все терзания позади. Все обиды забыты.
С нами ничего не происходило. Не было тишины комнат, холода остывшей ванны. Не было вина, пролитого на скатерть. Не было крови, пропитавшей пижамные шорты, не было острого понимания точки невозврата, которую мы перешагнули одним резким толчком и коротким падением.
Когда человек пытается обмануть судьбу, подтасовать выданное ему изначально, то любая победа обязательно оборачивается фатальным провалом. Козырей не хватает, на руки приходит мелочевка, карты выпадают из пальцев. И вот ты летишь-летишь на пол, запутавшись в ногах и ножках стула.
Я была не права. Я так долго склеивала пыль. Пыталась собрать ее бок к боку, а потом смахивала со стола неосторожным движением. Бесполезность любых усилий лишь подчеркивает простую истину — нам не было суждено. Ничего из желаемого не было нам прописано. Сколько раз мы пытались нащупать верный путь, а на деле топтались у неоновой вывески «Выход».
Пора на выход, Жек.
Чтобы понять это, мне пришлось потерять все, чем я и не обладала толком. Наш дом порос пылью и тишиной. Фикус засох. Растерялись носки — серые, черные, в маленький горошек, все, как один, без пары. Выцвели дни. Выцвели мы. Помнишь был старый фильм про лангольеров? Черные твари, пожирающие прошлый день. Там исчезал ход времени, пропадали звук, цвет и вкус. А потом приходили они, сгустки тотального ничего, и обрывали жалкое существование всего, что утратило актуальность.
Мы давно уже в бездонном нутре лангольера.
И это не больно, не жутко, спокойно даже. Но как же тоскливо, Жек. Как же тоскливо быть нами. Жить нами. Просыпаться и засыпать. Я ничего не чувствую так давно, что и не страшно уже. Наверное, так доживают свое старики. В пыльном равнодушии. В бесконечности последнего бытия. Только у них нет выбора. И выхода нет. Они не могут все закончить. А я могу.
Выйти из дома и не вернуться. Это так упоительно, знать, что можно просто не вернуться. Ощущать тревогу, нетерпение, страх. Конечно, мне страшно. Мне очень страшно, Жек. Но я живу. В этом страхе. В ужасе даже, но это жизнь. Все — жизнь. Кроме пыльного моего существования с фикусом и тишиной. Мне бы так хотелось, чтобы ты тоже жил. Прямо сейчас. Злился, пугался, бежал куда-то, чувствовал, перепрыгивал через лужи, спешил в метро. Пил что-то горькое и пьяное, танцевал с кем-то красивым и таким же живым.
Живи сегодня, Жек.
Такое простое и абсолютно невыполнимое. Казалось бы, ну чего проще? Вставай с утра и живи. А получилась какая-то ерунда. Мы всегда были где-то между. Между проснулся и уснул, между работой и домом, между победой и провалом, между фикусом и шторой, между приязнью и усталостью, между вчера и завтра. Между родился и умер.
Мне казалось, что это, кругом творящееся, — черновик. Его можно прожить кое-как, а вот потом! Потом обязательно будет чистый лист, идеальная ручка и чернила перестанут мазаться. Не перестанут. Мимо с бешеной скоростью несутся дни. Я сидела на полу, а солнечные лужицы двигались от одной стены к другой. Целый день в этом движении. Земля делала круг, а я сидела, и почти слышала свит ее кружения вокруг придуманной человеком оси. Человек так любит выдумывать смыслы и правила. Все эти своды, словари, энциклопедии. Целая система кружится вокруг пылающей звезды, казалось бы, что может быть важнее этого?
Мы. Ты и я. Жизнь, что завязалась во мне на короткие три недели, а я и не поняла, не почуяла, не оценила. Вот в чем моя вина. Не в том, что я сама решила не пить таблетки, не в том, что вывалила на тебя это, как что-то уже решенное нами, и даже не в том, как легко упустила шанс стать чьим-то вместилищем. Нет. Я засмотрелась на солнце, а нужно было смотреть в себя. Я засмотрелась на солнце, а нужно было смотреть на тебя. Общее стало важнее частного. Вечное стало спасением там, где подвело минутное.
Ученица школы кино Кира Штольц мечтает съехать от родителей. Оператор Тарас Мельников надеется подзаработать, чтобы спасти себя от больших проблем. Блогер Слава Южин хочет снять документальный фильм о заброшке. Проводник Костик прячется от реальности среди стен, расписанных граффити. Но тот, кто сторожит пустые этажи ХЗБ, видит непрошеных гостей насквозь. Скоро их страхи обретут плоть, а тайные желания станут явью.
У Михаила Тетерина было сложное детство. Его мать — неудачливая актриса, жестокая и истеричная — то наряжала Мишу в платья, то хотела сделать из него настоящего мужчину. Чтобы пережить этот опыт, он решает написать роман. Так на свет появляется звезда Михаэль Шифман. Теперь издательство ждет вторую книгу, но никто не знает, что ее судьба зависит от совсем другого человека. «Выйди из шкафа» — неожиданный и временами пугающий роман. Под первым слоем истории творческого кризиса скрывается глубокое переживание травмирующего опыта и ужаса от необходимости притворяться кем-то другим, которые с каждой главой становятся все невыносимее.
«Брат болотного края» — история патриархальной семьи, живущей в чаще дремучего леса. Славянский фольклор сплетается с современностью и судьбами людей, не знающими ни любви, ни покоя. Кто таится в непроходимом бору? Что прячется в болотной топи? Чей сон хранят воды озера? Людское горе пробуждает к жизни тварей злобных и безжалостных, безумие идет по следам того, кто осмелится ступить на их земли. Но нет страшнее зверя, чем человек. Человек, позабывший, кто он на самом деле.
Хотите услышать историю вечного девственника и неудачника? Так слушайте. Я сбежал в Москву от больной материнской любви и города, где каждый нутром чуял во мне чужака. Думал найти спасение, а получил сумасшедшую тетку, продавленную тахту в ее берлоге и сны. Прекрасные, невыносимые сны. Они не дают мне покоя. Каждую ночь темные коридоры клубятся туманом, в пыльных зеркалах мелькают чьи-то тени, а сквозь мрак, нет-нет, да прорывается горький плач. Я — Гриша Савельев, вечный девственник и неудачник. Но если кто-то тянется ко мне через сон и зовет без имени, то я откликнусь.
«Зрячая ночь» — сборник короткой прозы, где повседневная реальность искажается, меняет привычный облик, оголяя силы темные и могущественные, которые скрывались в самой ее сути. Герои теряются среди сонных улиц города, заводят себя в тупик, чтобы остаться там, обвиняя в горестях неподвластный им рок. Огромные города полнятся потерянными людьми. И о каждом можно написать историю, достойную быть прочитанной. Содержит нецензурную брань.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».