Товарищи - [16]
А в Чкалове, наверно, их ждут… В общежитии, конечно, тепло, светло, есть койка и можно будет нырнуть под одеяло, согреться и заснуть…
Но Жутаев думал не только о теплом одеяле. Разные мысли толпились в его голове, сменяли одна другую. Каково-то это новое училище, где придется закончить учебу? Как примет его незнакомый большой город? Ведь после окончания ремесленного, быть может, придется остаться там жить и работать.
Уезжать из Сергеевки Жутаеву не хотелось. За два года он привык к училищу, успел крепко подружиться с ребятами, привязаться к учителям. Там его принимали в комсомол, а когда он перешел во второй класс, избрали комсоргом группы.
Последние несколько дней, когда переезд в Чкалов был решен окончательно, Жутаева не покидала грусть. Вообще не очень разговорчивый, теперь он говорил еще меньше и до последнего часа надеялся, что, может быть, все как-нибудь изменится, наладится и уезжать из Сергеевки не придется. Но ничего не изменилось, все прошло так, как было намечено.
Жутаев знал, что его переводят в третье ремесленное училище, и это отчасти рассеивало его грусть. Он слышал много хорошего об этом училище: что оно почти самое крупное не только в Чкалове, по и в области, что там хорошее оборудование, есть свои мастерские для производственной практики, даже для формовочно-лишенного отделения…
Думал он и о незнакомых людях, с которыми должен был сегодня встретиться. Какие они, эти люди? За время войны Борису пришлось немало исходить и исколесить дорог, побывать в разных краях, во многих городах и селах, повидать разных люден. Встречались хорошие люди, такие, что о них никогда не забудешь… Но немало встречалось и плохих, злых, грубых, готовых ни за что обидеть другого, особенно если тот послабее… Как было бы хорошо, если бы и в третьем училище нашлось побольше таких простых и душевных, какие остались в Сергеевке!
…Стекла в тамбуре были покрыты толстым слоем имея, и, конечно, сквозь них ничего не было видно. Жутаев «продышал» на стекле небольшое пятнышко и то и дело поглядывал в него. Мимо проплывала однообразная забураненная степь. Редко встречалось село, и издали казалось, что избы там утонули в смежных сугробах. Но вот степь кончилась. Замелькали одноэтажные домики, а потом потянулись высокие каменные здания и заводские корпуса. Какой-то крупный город… И вдруг проводница объявила, что поезд подходит к Чкалову. Жутаев даже вздрогнул от неожиданности.
Путь окончен. Борис вышел из вагона и, продираясь сквозь толпу, начал оглядываться по сторонам, отыскивая своих товарищей.
— Жутаев! Борис!
У входа в вокзал Борис увидел возле сергеевских ребят нескольких мужчин в форме трудовых резервов.
«Наверно, нас вышли встречать», — подумал Жутаев и пошел к ним.
Один из встречавших, рослый молодой человек в военной форме, но без погон, с черной повязкой на правом глазу, приложил ко рту обе ладони и зычно, словно в рупор, покрывая привокзальный шум, прокричал:
— Ребята, кто в третье ремесленное училище, ко мне!
Когда вокруг него собрались все девять человек, он сказал:
— Я секретарь комитета комсомола третьего училища. Фамилия моя Батурин. Директор поручил мне встретить вас и доставить на место. Там вы сходите в душевую, пообедаете, получите место в общежитии, и, как говорится, на сегодня хватит. «Будьте здоровы, живите богато», — шутливо добавил он. — Отдохните с дороги. А оформляться в училище будем завтра. Вопросы ко мне есть?
Ребята промолчали.
— Значит, на сегодня все ясно?
— Конечно, ясно, — сказал кто-то.
— Ну хорошо. Можно двигаться. Вот здесь, за углом вокзала, стоит наша подвода. Директор специально для вас прислал. Складывайте вещи, чтоб на себе не тащить, и пойдем.
Дорогой Батурин спросил:
— А кто из вас Борис Жутаев?
— Я.
Батурин внимательно взглянул на него:
— Ты вот что, Жутаев. После обеда, прямо из столовой, зайди в комитет комсомола. Нужно поговорить.
— Хорошо. Зайду.
— Значит, сначала ко мне, а потом — в общежитие. Спать не собираешься с дороги?
— Нет. Если днем спать, ночью нечего будет делать.
КОМСОМОЛЬСКОЕ ПОРУЧЕНИЕ
— Ну как, пообедал?
— Пообедал.
— Бери стул и садись. Вот о чем я хочу с тобой потолковать… В Сергеевке ты был комсоргом группы. Так?
— Так.
— Документы у тебя хорошие, а характеристика — просто блестящая. С директором училища мы насчет тебя советовались. Решили послать в восьмую группу формовщиков. Есть у пас такая. Говоря откровенно, очень интересная группа. Хорошая, но и плохого в ней хоть отбавляй. Ребята там подобрались один к одному: ко всей группе нет ни единой двойки. А ведь стопроцентную успеваемость не в каждой группе найдешь. Производственное обучение идет на «отлично». Фронтовые задании выполняются прекрасно. Большинство ребят перевыполняют нормы, а несколько человек дают даже рекордную выработку. Как ты считаешь все это? Хороша группа?
Жутаев неопределенно пожал плечами.
— Ведь хороша! Правда? — переспросил Батурин.
— Ясно, хороша.
— Вот я и говорю — хорошая группа. А, скажем, отличников в ней ни одного. Тройки, четверки… Есть, правда, и пятерки, но не очень густо. Значит, знания не очень глубоки. Воспитанники этой группы называют себя «мазаевцами».
