Товарищ мой - [49]

В спецовках и ленинских кепках.

1957 Будапешт

В ЦЕНТРЕ ЕВРОПЫ

Центр Европы здесь

А может, где-то рядом.

Разоделся Будапешт в сады.

Семь часов езды отсюда до Белграда,

И до Вены шесть часов езды.

И на Прагу и на Киев есть дорога.

Центр Европы — что ни говори.

Улицы, расчерченные строго,

Ночью — многоточьем фонари.

Шел я этою страной однажды,

На проспекте главном встретил дом.

Весь обвитый виноградом, трехэтажный,—

Жизнь своя течет спокойно в нем.

На зеркальных окнах занавесок кружево,

На фасаде надпись, как на обелиске:

«Дом проверен. Мин не обнаружено.

Младший лейтенант Борискин».

Сорок пятый год. Скажи на милость.

Как на камне надпись сохранилась!

Не решаюсь постучаться в двери —

Пусть живут здесь люди как хотят.

Младший лейтенант Борискин дом проверил,

Не ища почета и наград.

О Борискине иные позабыли,

Я не знаю, жив он иль погиб,

Только эта надпись остается в силе,

В центре города,

Под сенью старых лип.

1957

ПАРЛАМЕНТЕР В БУДАПЕШТЕ

Я был бы рад не помнить горе,

Смотреть с улыбкою вперед,

Но память о парламентере

Мне днем и ночью сердце жжет.

Его Остапенкою звали,

Он был в пехоте капитан.

Друг друга раньше мы не знали,

Шли по дорогам разных стран.

Но этот образ помню свято.

Так наши судьбы сплетены,

Как будто потерял я брата

Тогда, в последний год войны.

Под Будапештом окруженным

Стояли русские бойцы.

Там чьи-то матери и жены,

Там чьи-то дети и отцы.

И чтоб остались живы люди,

Туда, где притаился враг,

Остапенко идет по Буде,

Подняв не красный — белый флаг.

Идет спокоен, безоружен,

С открытым молодым лицом.

Он тоже сыном был и мужем,

И не успел он стать отцом...

Упал на камень мостовой

С пробитой русой головой.

...Он встал над виллами окраин,

На стыке города и гор,

Венгерским скульптором изваян,

Советский наш парламентер.

И символом всего живого

Стоял у мира на виду,

Но должен был погибнуть снова

Здесь в пятьдесят шестом году.

Над этой безоружной бронзой

Глумился оголтелый сброд...

В последний раз взглянув на солнце,

Упал герой лицом вперед.

Пусть каждый день

И час мой каждый

Проверит мужеством своим

Парламентер, сраженный дважды,

Что и сейчас непобедим.

Наш честный путь тяжел, но ясен,

Враги стреляют в нас в упор,

Пусть белый флаг от крови красен,

Но вновь встает парламентер.

Навстречу заревам зловещим

На берегах далеких рек

Идет спасать детей и женщин

Бессмертный русский человек.

1957

ДУНАЙ

Для меня неожиданно ново,

Что Дунай не совсем голубой,

А скорее он цвета стального

И таков при погоде любой.

Лишь апрельская зелень сквозная

Отражается в темени вод.

Мимо пляжей и дач по Дунаю

Самоходная баржа плывет.

Вижу трепет советского флага

Над осевшею низко кормой.

Ровно дышит река-работяга,

Не замерзшая прошлой зимой.

Очень ласково, тихо и мирно

Борт смоленый ласкает волна.

«Что везешь из дунайского гирла?»

«Золотистые тонны зерна».

От избытка мы делимся, что ли,

Или русским нужны барыши?

Нет! Слилось ощущение боли

С широтою советской души.

Пусть враги за кордоном клевещут,

Отравляя эфир и печать.

Есть в семье очень сложные вещи,

Только братья их могут понять!

Мы дружить не умеем иначе,

Не бросаем на ветер слова!

...Слева, справа — нарядные дачи,

Берега, берега, острова,

Санаториев белые крылья

И мячей волейбольных полет...

Что поделать со страшною былью?

Пусть скорее быльем порастет!

...А на барже матросская женка

Что-то тихо поет про свое,

На мешки примостила ребенка

И в корыте стирает белье.

1957

СЛОНЫ

Средь пальм, к прибою чуть склоненных,

Как бы придя из детских снов,

Живут слониха и слоненок.

Как мало в Африке слонов!

Почти что все они погибли,

Остались эти сын и мать.

А как их истребили,

Киплинг

Вам может объясненье дать.

Лелеют серого слоненка,

Следят, чтоб он не занемог,

И мажут яркою зеленкой

Царапины на тумбах ног.

Над ним две школы взяли шефство.

Свежи бананы и вода.

Он во главе народных шествий

Шагает, хоботом водя.

На конференциях и съездах

В президиум ведут его,

Из рук начальства сахар ест он,

Увеселяя торжество.

На сцене топчется упрямо —

Его не просто увести.

И не нарадуется мама,

Что сын ее в такой чести.

1960

ТАМТАМЫ

Африканское небо в алмазах.

Занесла меня нынче судьба

В знойный мир нерассказанных сказок,

В окружной городок Далаба.

По дорожным змеиным извивам

Мчит автобус быстрей и быстрей.

Приглашенные местным активом,

Мы въезжаем в квадрат фонарей.

И сначала видны только зубы

Да неистовой страсти белки.

Эти люди мне издавна любы,

Как свобода и правда, близки.

Приглядись, как тверды и упрямы

Очи здешних парней и девчат.

И тамтамы, тамтамы, тамтамы,

Барабаны-тамтамы звучат.

Все ясней, все отчетливей лица

Проступают в тропической тьме.

В быстром танце идет вереницей

Детство, с детства знакомое мне.

Наяву это все? Иль во сне я

Пионерский салют отдаю?

В красных галстуках пляшет Гвинея,

На дорогу выходит свою.

Ожил здесь барабанщик, тот самый,

Что в сражениях шел впереди,

И тамтамы, тамтамы, тамтамы,

Как геройское сердце в груди.

Чуть спружинены ноги в коленях

И оттянуты локти назад.

В даль времен, и племен, и селений

Пионерский уходит отряд.

Проложили им путь сквозь века мы

В звонкий круг африканской весны,

И тамтамы, тамтамы, тамтамы

Всей планете сегодня слышны.

1960

ПЛАНТАТОРЫ

Я в первый раз живых плантаторов

Увидел, будь они неладны,