Товарищ Анна - [88]

— Вот мы её парочкой шурфов вскроем, — и сразу всё, как на ладони, ясно станет, — заговорил Чулков, подсаживаясь поближе к Андрею.

Видимо, он совершенно захвачен был одной этой идеей, и толстые складки над его переносьем выражали свирепую озабоченность.

— Парочку бы шурфов, да удачно, а потом бы по всему простиранию её, а потом снизу, прямо с ключа, штоленку заложить. Ведь условия-то для этого прямо лучше не придумаешь: расположение-то в горном массиве где угодно подсечь позволит.

«Ишь, как распелся!» — подумал Андрей, уже наученный горьким опытом.

— Да, в этот раз если ошибёмся, трудно подняться будет, — сказал он вслух.

— Ну, что вы, Андрей Никитич! До каких пор она нас водить будет? Хоть она и жила, а тоже надо совесть иметь!

— Мне думается, Анне-то Сергеевне надо бы сразу сообщить, она после нас больше всех заинтересована, — добавил он. — То-то порадуется! Ведь весь будущий производственный вопрос на ниточке держится.

— Нет, лучше подождём. Вы и рабочих предупредите, чтобы помолчали пока.

Андрей встал и беспокойно прошёлся по бараку. Чулков исподлобья наблюдал за ним: он ожидал большего проявления радости. Вялая задумчивость Андрея оскорбляла лучшие чувства разведчика.

14

Кирик не успел ещё рассказать всем о своей поездке, о том, как он заезжал на выморочное стойбище, о том, как спускался с белым стариком в горячую утробу парохода.

Пока он отсутствовал, в посёлке начали строить магазин, тёплые сараи для овощей, отправили человек тридцать парней и девушек на шахты обучаться горному делу, а знакомый якут Гаврила начал пахать трактором новое поле за речкой.

Жена Кирика за это время научилась хорошо доить и совсем привыкла к своим «коровкам», но однажды, когда она выходила из хлева, корова «Ветка», мотнув головой, нечаянно подцепила ее рогом за кожаный, в светлых бляшках пояс.

Как испугались эвенки, увидев бегущую большими шагами жену Кирика рядом со скачущей коровой! В напряжённо поднятой руке жена Кирика держала ведро с молоком. Она тоже испугалась, но молоко не пролила. И Кирик, выслушав её рассказ, похвалил её за храбрость и уважение к артельной продукции.

— Каждый получит больше на трудовой день, если будет больше прибыли, — важно сказал он, припоминая свой разговор с Анной и Патрикеевым.

На этом и застал его председатель артели Патрикеев, который сообщил, что в Буягинском наслеге, на Алдане, открываются курсы медицинских сестёр и кооперативные и что со Светлого привезли бумагу об отправке на учёбу молодых эвенков. В бумаге есть особая приписка насчёт Кирика: если он пожелает, то для него по возрасту сделают исключение.

Кирик не сразу понял, что такое «исключение по возрасту», а поняв, возгордился. После этого он уже никак не мог не пожелать.

С целой оравой молодёжи он в тот же день выехал на Светлый.

— На какие ты хочешь-то: на кооперативные или медицинские? — хмуро спросил Уваров, к которому Кирик явился посоветоваться.

— Медицинские — это фершалом, что ли? — с робкой надеждой спросил Кирик: ему очень польстила мысль сделаться чем-нибудь вроде доктора.

— Больно уж скоро хочешь ты фельдшером стать, — сказал Уваров, — это же шестимесячные курсы. Медицинской сестрой будешь, хирургической. Помогать при операциях будешь.

Кирику очень хотелось бы помогать при операциях, но...

— Как же я сестрой буду? Баба я, что ли?

Этот наивный вопрос смутил и рассердил Уварова:

— Ну, братом будешь. Экий ты какой!.. Не всё ли равно, как называться! Главное, чтобы дело знать.

— Тогда уж лучше, однако, на кооперативные, — решил Кирик, подумав.

Уваров написал ему заявление, позвонил по телефону в поселковый совет.

Из поселкового совета Кирик зашёл в магазин. Вид продавцов, хлопотавших за прилавками, привёл его прямо в умиление. Он сразу представил, как сам будет заправлять разными такими делами. Теперь надо было составить письмо для жены и чтобы обязательно — поклон. Теперь иначе было нельзя. Кирик решил пойти к своему дружку Ковбе, но, выйдя из магазина, увидел Валентину Саенко.

— Здравствуй, — промолвил он с искренне радостной улыбкой.

— Кирик... Здравствуй, Кирик! — обрадовалась и Валентина: эта встреча вызвала у неё столько волнующих воспоминаний.

— Ты что, хвораешь? — спросил он, шагая рядом: при всем своём оживлении она не выглядела такой свежей и румяной, какой он запомнил её с первой встречи.

Валентина вздохнула.

— Немножко... болею.

Она сразу потащила его к себе, узнав, что ему нужно написать письмо, и они вдвоём долго обсуждали, как лучше написать.

— Пиши; едет, мол. Учёный, мол, будет. Заведующий магазином будет, — говорил Кирик, покусывая мундштук холодной трубочки: курить в такой нарядной комнате он стеснялся. — Хорошо, когда учёный, — продолжал он мечтательно. — Кругом уважение. Неучёный мужик хуже учёной бабы. Я тебя уважаю. Я Анке-то сказал, что ты да мужик её играл маленько... спал, мол, вместе.

— Ты с ума сошёл, Кирик! — сдавленным голосом произнесла Валентина, бледнея.

— Нет, с ума не сошёл. Надо сказать: друг она. Спать — это ничего. Обманывать нельзя — спаси бог.

— Что же... она сказала?

— Ничего не сказала. Она меня знает. Давай пиши ещё: приедет, мол, домой, патефон купит. Вот как у тебя. Кружков с песнями купит...