Тотал рекол. Жизнь третья - [8]

За всю сознательную жизнь Миша Арбузов никогда не бывал в республике Тринидад и Тобаго. Мало того — он и представить себе не мог, что когда-нибудь сможет хотя бы помечтать туда попасть. Еще пару месяцев назад Миша не смог бы ткнуть в нужное место на карте, не говоря уж о том, чтобы назвать столицу этого, скорее всего, райского уголка. Теперь же ситуация менялась коренным образом: час назад из Москвы пришло радио о том, что рушился практически весь план-график работ и судно следует в Порт-оф-Спейн для загрузки продуктов, заправки топливом и водой. Предполагалось увеличить рейс на три месяца. Хотя новость по трансляции не объявлялась, весь экипаж, от камбуза до научного состава её уже знал. На кораблях так всегда: абсолютно ничего не возможно скрыть. Люди, работающие в море друг с другом годами, умудряются угадывать предстоящие события по лицам, жестам и поступкам коллег. Может это и есть телепатия, а может и что-то попроще. Любой грамотный психолог в два счёта объяснит этот феномен, но Миша был геологом и доверял только собственным наблюдениям и разговорам среди старых членов команды, которые были близки к камбузу, радиорубке и первому помощнику. Захлопнув Малый Атлас, Кухтыль удовлетворился мыслью о том, что знает, где находится Порт-оф-Спейн. Поводив карандашом по мельтешившим вокруг чайкам, он с удивлением обнаружил, что количество птиц соответствовало географической широте Тринидада и Тобаго — одиннадцать. Совпадение его развеселило:

— Гуляйте, ливингстоны! — Прокричал он чайкам, заложил карандашом страницу в атласе и одним сильным щелчком пальца спихнул вожделенный птицами кусок хлеба за борт.

Птичий крик внезапно заглушил громкий хрип из судового ретранслятора:

— Всем свободным от вахты пройти в кают-компанию!

2

НИС "Геофизик Уткин", водоизмещением в пять тысяч тонн, требовало тридцать два человека экипажа для нормальной работы тридцати научных работников. В связи с особой важностью проводимых в суровых экваториальных водах работ, экипаж был увеличен на пятнадцать высококлассных специалистов, включая капитана-наставника, капитана-дублера, второго старшего механика и пяти радистов. Естественно, что и научная группа не осталась в долгу: дополнительно на борту находились двенадцать ученых. Гордостью рейса по праву считался семидесятилетний академик Иван Моисеевич Шмеерсон, занимавший каюту, ранее принадлежавшую первому помощнику.

Следует отметить, что сам Михаил Арбузов оказался в этом рейсе по чистой случайности — в последний момент геофизической экспедиции был предан статус "комплексная", а именно в этот момент Миша был единственным свободным геологом с паспортом моряка на руках в Мурманском филиале объединения "Запморгеология". В соседи по каюте ему назначили молодого моториста Владимира Сергеева или просто Вовчика — абсолютно безбашенного, как сейчас принято говорить. О себе Вовчик рассказывал, что в свободное от рейсов время в круг его интересов входили исключительно порево, жорево и бухло, благо денег на это хватало. Но впервые же дни Кухтыль отметил в молодом человеке недюжинные способности адаптироваться в любой ситуации и всасывать в себя кучу услышанных или увиденных фактов, применяя их в дальнейшем в самых неожиданных ситуациях. По праву старшего, Миша называл Вовчика "на ты". Вовчик, в свою очередь, обращался к Мише, как к Кухтылю, но "на вы", что, скорее всего, объяснялось это двойным уважением со стороны моториста. В общем, жить было можно.

В дальнем конце кают-компании, в кожаном кресле капитана, за столом, застеленным красным кумачом, прямо под киноэкраном (как правило, на судах кают-компания используется в качестве кинозала, а самая дальняя часть как "красный уголок") сидел академик Иван Моисеевич Шмеерсон. Иван Моисеевич смачно докушивал пирожок, прихлёбывая при этом любимый чай с молоком из персональной литровой кружки с надписью "I LOVE USA". Капитан, капитан-наставник и капитан-дублёр сидели чуть поодаль — они что-то тихо обсуждали с первым помощником. Остальной экипаж, жаждавший получить, наконец, официальное подтверждение новости, подтягивался не спеша. Входили в основном попарно, согласно списку проживания в каютах. И рассаживались попарно. Академик Шмеерсон на капитанском месте в другое время смутил бы Кухтыля, но сейчас все происходящее воспринималось, как должное. Заметив пустующий стул возле Вовчика, Миша тихонько пробрался к нему и присел.

Академик сделал последний громкий глоток, поставил кружку, достал из кармана платок, вытер рот, лоб и начал собрание.

— Товарищи! Как я понимаю, вы все уже знаете, что наше судно завтра утром прибывает в город Спейн. — Тут он вопросительно взглянул на капитана-дублёра и, отметив его кивок, продолжал: — Поскольку время стоянки ограничивается одним днём, то руководством экспедиции было принято решение использовать этот день для полноценного культурного отдыха личного состава.

От этих слов по помещению пронесся шепот бурного одобрения. Иван Моисеевич, удовлетворённый реакцией аудитории, приподнял брови и продолжал:

— Мы тут долго совещались на эту тему, вы же понимаете, что государство, которое мы увидим завтра, является капиталистическим, и я бы даже добавил, что однозначно враждебным. Это бывшая английская колония, товарищи. Но… — При "Но" экипаж дернулся в сторону оратора. — Но, товарищи! — Повторил академик и расплылся в широкой дружеской улыбке. — Думается, что на Кубе все уже достаточно купили сувениров для родных и магазины никого больше не интересуют. Хочу предложить всем желающим некий сюр-приииз… — Иван Моисеевич улыбнулся так широко и загадочно, что его очки съехали чуть ли не на затылок. Он развел руки в стороны, как бы показывая размеры сюрприза и выдохнул замершей в ожидании публике следующее: — Вы себе даже не представляете, коллеги, как вам повезло! Дело в том, что остров Тринидад, это важный геологический объект планеты. Это единственное место на земле, где можно увидеть уникальнейшее… асфальтовое озеро!