Тот, кто стреляет первым - [34]

– К бабушке?

Лена, даже если бы и вздумала возразить, не имела никаких шансов пойти против течения. К бабушке, только к бабушке, вниз по эскалатору.

– Граждане, проходите слева, не задерживайте друг друга, – поддакнула из стеклянной будки на всю станцию дежурная.

Никто не понял тайного подтекста объявления, а он назидательно поднял вверх палец: граждане, стоящие выше меня на одну ступеньку эскалатора, метро – это транспорт повышенной опасности, и требуется выполнять все инструкции и предписания.

Несмотря на обеденное время, народу в вагонах оказалось не так уж и мало, но он сумел занять для Лены лакомое местечко между дверьми и поручнями сидений. Изображая толпу, прижался к ней, не позволяя отстранить «конкуренток».

– Не обижай их, мы еще не поздоровались.

– Ты, между прочим, еще не поздоровался и со мной.

– Ну-ну-ну, тебе не идет надувать щечки. А то дядя милиционер остановит и спросит: а почему это доблестные морские пехотинцы возят в метро хомячков без корзинки?

– Повезло мне – ты такой ласковый! И приехал опять на чуть-чуть?

– Не дождешься. До завтрашнего вечера – как минимум. Ты помнишь, что завтра – вербное воскресенье? – Он отстранился, но лишь для того, чтобы раскрыть пакет. Получив свободу, из него блаженно расправили согнутые спинки вербные веточки с бархатистыми почками, едва-едва освободившимися от липких панцирей.

– Тебя проклянут юные натуралисты и арестует зеленый патруль.

– А я сразу на Библии, Конституции и Боевом уставе Сухопутных войск чистосердечно поведаю, по какому поводу и для кого капитаном Сергеем Серышевым проделан этот благороднейший акт вандализма. И буду прямо в зале суда прощен и категорически оправдан.

– А мне расскажешь?

– Не-а. Вот этим вот ушкам еще рано слушать взрослые слова.

Спасаясь от щекотки и сама все прекрасно зная, Лена прильнула, прикрыла глаза. В транспорте женщины часто уходят в себя, отдаваясь воспоминаниям. Тем более что сиреневая ветка метро длиннющая и станция «Тушино» – в самом конце ее. А на ушко шепотом все же рассказывается то, что запрещено слушать маленьким…

2.

Прошлой весной они точно так же мчались по московскому подземелью, вырываясь на окраину города. Потом скрипучий ветхий автобус довез их до еще более ветхого Дома отдыха, где, согласно веянию новых времен, не заглядывали на четырнадцатую страницу паспортов со сведениями о семейном положении. И им достался номер люкс с портретом Ленина, читающего «Правду». И – одной широкой кроватью, на которую они сразу бросили понимающий взгляд.

– Нет. – Лена категорически выставила вперед руки, едва он опустил сумку и подался к ней.

Но номер, не считая Ленина, был один на двоих, и зачем ехали сюда, понимали оба – не вербу же рвать.

Оказалось, ее.

Но поначалу Лена все искала и находила, все придумывала и сочиняла себе занятия, любая попытка оторвать от которых рассматривалась ею как измена Родине: погоди, еще не накрыли стол; минуту, перемоем посуду; надо хоть немного поправить шторы…

– А ведь можно еще помыть полы, то бишь надраить палубу, – подсказал Сергей, когда фантазия ее иссякла, а глаза продолжали искать очередную зацепку в оттяжке времени. – Но поскольку ты все равно сделаешь это хуже, чем мои матросы, я отменяю твой парково-хозяйственный день. Или понесешь от старшего по званию наказание.

– А какое оно может быть?

– Иди ко мне.

– Идти к мужчине – это наказание? Вот видишь, а я не согласна с таким отношением к нам, женщинам. И от всего нашего сообщества, от их имени… Не надо. Не хочу. Больно же.

Оттолкнулись, как два бильярдных шара, откатились каждый к своему бортику. У него под рукой оказался уже накрытый столик, и он наполнил вином два граненых стакана, первыми перечисленных в пожелтевшей описи за 1975 год. Лена у окна бесцельно водила пальчиком по стеклу.

– Я очень боюсь, что ты решишь, будто мне нужна от тебя только и исключительно постель, – объяснился издали Сергей на случай, если Лена вдруг упрекнет его в недостаточной решительности.

– Правильно боишься.

– Тогда – все: нельзя так нельзя, – с горечью развел он руками. Они знакомы ровно год, трижды он ухитрялся вырываться к ней из своего мурманского морского далека, но пионерское расстояние в их отношениях не сократилось ни на йоту и дружили они в самом деле только щечками. – Поверь, я принимаю и благодарен даже той толике, чем разрешено владеть. За тебя.

Выпил один. В самом деле – все. Они взрослые люди и каждый сам определяет, чего ему хочется. Другая бы на ее месте…

Оборвал себя: если Лена не замужем, это вовсе не значит, что она может или даже должна бросаться на шею первому встречному-поперечному. Другое дело, что он не стал для нее близким и желанным: наверное, есть другой, с кем она более откровенна. Значит, не разбудил, не заинтересовал, не увлек. Потому владейте малым, товарищ гвардии капитан, – простой возможностью любоваться Леной издали и тешить свое самолюбие знакомством с такой красивой женщиной. Хотя, черт возьми, все же обидно…

Лена глянула из-за плеча:

– Мы больше не дружим?

Он грустно улыбнулся ей все так же издали, посмотрел долгим взглядом, словно запоминая и прощаясь. И – вышел из номера. Да столь неожиданно и резко, что Лена не успела остановить его ни голосом, ни жестом. Только пальчик, не дорисовав ромашку на запотевшем стекле, упал вместе с рукой на подоконник.