Тот, что держит за руку - [7]

Для осмысления этой информации мне хватает ровно трех целых трех десятых секунды, а потом я вдруг говорю:

— Но ведь известны случаи, когда женщины, находящиеся в коме, вынашивали абсолютно здоровых детей, — смотрю прямо в уставшие глаза доктора. Читал об этом, когда-то давным-давно, еще будучи на втором курсе, и теперь эта информация всплывает в моем мозгу, светясь синим неоновым светом, подобно вывеске известного казино.

— Да, бывали такие случаи, — соглашается доктор Хоффманн. — Но это скорее исключение, нежели правило… И в любом случае решать родным пациентки, в данном случае мужу, — он делает особое ударение на последнем слове. — Но я бы все-таки не советовал сохранять эту беременность — нельзя быть абсолютно уверенным что и как повлияет на человека в коматозном состоянии… Человеческий мозг — очень тонкая материя, функционирование которой до конца не изучено, а беременность — дополнительная нагрузка на организм женщины, даже в обычном его состоянии, а в данном случае…

Будущий отец — возможный будущий отец — кивает в такт словам доктора.

— Да, вы, конечно, правы, доктор, — Вебер тяжело сглатывает. — Я бы не хотел рисковать здоровьем супруги… Она и без того была женщиной нервной, склонной к эмоциональным перепадам настроения, а теперь… — Он замолкает, поняв, должно быть, что говорит о жене в прошедшем времени, словно она уже умерла, а о мертвых не принято говорить плохо, да и вообще…

На его счастье, в этот момент в дверях палаты появляются две медсестры, толкающие перед собой кровать с его супругой, которая бледная и бесчувственная лежит под белой же простыней, почти сливаясь с ней, словно призрак. Ее голова плотно забинтована, и я догадываюсь, что ее каштановые волосы обриты почти полностью. И это меня до странности печалит… Бедная женщина! Сердце в очередной раз делает головокружительный кульбит — хочется взять эту восковую руку в ярко-синих прожилках вен и прижаться к ней лбом, пообещав, что всё будет хорошо, что я не позволю случиться ничему плохому… Но в любом случае, такие действия являются прерогативой ее мужа, не меня, Марка, тот же стоит, как истукан, и кажется таким же бесчувственным.

— Давайте выйдем на время, — предлагает доктор Хоффманн. — Пусть медсестры сделают свое дело… — И мы выходим. Каждый с грузом своих мыслей, каждый под гнетом собственных эмоций… И тут в моем кармане вибрирует телефон. Уже третий раз за утро, если уж на то пошло, но я упорно сбрасываю звонки, так как просто не в силах выслушивать нравоучения родителей. А в том, что звонят именно они сомневаться не приходится: еще часа два назад мне следовало быть дома и сидеть за воскресным завтраком. Не сегодня…

— Вы можете подумать до завтра, — произносит между тем доктор Хоффманн Веберу, когда я возвращаюсь к реальности. — Мое мнение вы знаете… Тем более, у вас уже есть дети, насколько я знаю, и эта утрата… она не должна показаться чем-то чрезмерно невосполнимым… — В этот момент говоривший ловит мой взгляд, устремленный на него, и вдруг замолкает — видит, должно быть, написанное на моем лице негодование, высвеченное большими буквами «циничная бессердечность».

— Нет, вы правы, — кивает Маттиас Вебер, не заметивший нашего с доктором немого переглядывания. — Тут не о чем и думать… Мелисса! — восклицает вдруг он, устремляясь к тоненькой девочке-подростку, которая цокает подошвой своих черных бареток прямо в нашу сторону. Отец и дочь неловко замирают друг перед другом…

— Где мама? — спрашивает девочка испуганным голосом, и ее карие глаза вопрошающе замирают на отцовском лице. — С ней все в порядке?

— Вы дочь фрау Вебер? — осведомляется доктор Хоффманн, искусно маскируя собственное удивление, которое сам я не в силах скрыть — оно так и застывает на лице, подобно плохо подогнанной маске.

— Да, Мелисса Вебер, — девочка хлопает длинными ресницами под густо подведенными черной подводкой глазами. — Так что с ней? С мамой все в порядке? Я могу ее видеть?

Доктор Хоффманн прокашливается в кулак. Дочь моей маленькой незнакомки похожа на маленькую же фурию в черном оперении — она в черном с головы до ног. В носу — пирсинг с поблескивающим камушком, на руках — позвякивающие браслеты.

— Она в палате, — доктор опасливо кладет руку на ее предплечье в успокаивающем жесте. Этому нас учат, я тоже так умею… в теории. — Сейчас ее подключают к аппаратам, которые помогут поддерживать жизнеобеспечение вашей матери в течение необходимого отрезка времени… Потом ты сможешь сразу же к ней зайти!

Вижу, что девочка сбита с толку и ее первоначальный испуг сменяется захлебывающимся первобытным ужасом. Все это легко читается в ее карих глазах…

— Аппараты жизнеобеспечения? — выдыхает она вместе с воздухом. — Все настолько ужасно?

— Это кома, дочка, — наконец произносит Маттиас. — Она в коме…

— В коме! — следует еще один быстрый выдох, параллельно которому девочка хватается за голову, запустив пальцы в свои короткие, выкрашенные в иссиня-черный цвет волосы. Из уголков ее глаз начинают течь слезы… — А ребенок?! — восклицает она с надломом. — Он жив?

Взгляды отца и дочери скрещиваются, подобно двум рапирам.