Тот, что держит за руку - [17]

Смотрю на неподвижную руку, замершую на белой простыне, и, неловко дернув запястьем, кончиком указательного пальца касаюсь этой самой руки, словно боясь спугнуть ее неосторожным движением. Не вспугиваю… Тогда стремительно накрываю ее руку своей и снова повторяю:

— Меня зовут Марк, приятно познакомиться!

Ответа, естественно, нет, но у меня так стучит в ушах, что я готов к любым невероятным аномалиям, только в палате по-прежнему царит стерильная тишина больничного покоя, и потому я нервно продолжаю:

— Вы меня, конечно же, не знаете, Ханна, но я надеюсь, однажды мы это исправим… возможно, совсем скоро, ведь вы непременно очнетесь, я в этом нисколько не сомневаюсь… — Недолго молчу, собираясь с мыслями. — Вчера я познакомился с вашим мужем и дочерью… они оба довольно интересные личности… особенно Мелисса, в ней есть стержень, мне это нравится. Думаю, этим она пошла в вас, ведь ваш муж, простите за прямоту, какой-то бесхребетный… даже несмотря на все свои… ну, вы понимаете, — изображаю руками накачанные бицепсы, словно женщина в коме может это увидеть. — Это ведь он вас угробил, если уж быть абсолютно честным: выскочил прямо перед злосчастной «тайотой» — и вот теперь вы здесь. Мне жаль, что все так вышло, правда! — пожимаю плечами. — Я ведь тоже немного врач, — признаюсь ей смущенно, — в этом году закончил курс обучения и теперь должен приступить к должности врача-интерна под руководством своего отца… — От этих мыслей мое лицо, боюсь, несколько перекашивается, и я спешно добавляю: — Нет, вы не думайте, Ханна, отец хороший человек, просто немного тоталитарный… он всегда знает, что лучше для каждого из нас… — Невесело улыбаюсь: — Это он решил, что я должен быть терапевтом, пойти по его стопам, так сказать… Я не то чтобы против, просто иногда мне хочется самому принимать собственные решения, — снова замолкаю, обдумывая произнесенные слова, а потом снова улыбаюсь улыбаюсь: — Сам не знаю, зачем я вам все это говорю, Ханна, — снова неловко касаюсь ее руки, — вы ведь никого из нас даже не знаете… А сказать я хотел лишь о том, что знаю много всякого… неприятного о коме и ее последствиях, но уверен, что у вас все будет хорошо! Вы придете в себя и родите чудесного ребенка — главное в это верить. И если вы сами сейчас на это неспособны (в силу сложившихся обстоятельств) — мы с Мелиссой будем верить за вас, я обещаю вам это. Мы будем верить в лучшее за вас и за себя, Ханна! Вы главное возвращайтесь побыстрее… вы нужны своим детям…

Еще раз накрываю ее руку своей: в знак участия и поддержки, а потом выхожу из палаты и, кивнув головой дежурной медсестре, покидаю реанимационное отделение под звук собственных торопливых шагов. Странные легкость и тревога одновременно несут меня прочь от клиники в сторону парковки, когда я вдруг замечаю Мелиссу, стоящую под щитком с инструкцией по правильной парковке и попыхивающую сигаретой, пуская в воздух белесые облачка дыма.

— Привет, Марк! — кричит она мне еще издалека и призывно машет рукой. Ее маленькая, облаченная в черное фигурка кажется чуждой изумрудной зелени летнего утра, по крайней мере мне именно так это и представляется, когда я останавливаюсь рядом с девочкой и тоже приветствую ее.

— Я ждала тебя, — говорит она, затягиваясь дымом, от которого у меня начинает першить в горле. — И довольно долго… Куда ты запропастился?

— Ходил навестить твою маму, — нехотя отзываюсь я, и Мелисса многозначительно приподнимает брови.

— Ну, ну, — говорит она при этом, — могла бы и догадаться… Я тоже зайду к ней позже. Как она?

— Все также.

— Ясно. — Мелисса курит, и мы молча слушаем, как шелестит листьями клена игривый утренний ветерок. — Я вот что хотела сказать, — произносит наконец девочка, — спасибо, что поддержал меня сегодня, для меня это много значит.

Я по-настоящему удивлен ее словам, поскольку Мелисса, на мой взгляд, справилась со всем в одиночку, о чем ей и сообщаю. Та насмешливо хмыкает, абсолютно не по-детски награждая меня умудренным годами взглядом:

— Мы с тобой на одной стороне, — говорит она мне, — ты и я, понимаешь? А вот отец нам не помощник…

— Но…

— Не надо никаких «но», хорошо? — обрывает она меня. — Ему этот ребенок не нужен, ты сам понимаешь, и за ночь ничего не переменилось… Просто я знаю, как на него надавить! Вот и все.

— Но…

— Марк, ты мне лучше вот что скажи, — снова обрывает она меня, — откуда ты знаешь маму и почему рвешься помогать ей? Уверена, что прежде никогда тебя не видела…

Ну вот, думается мне, допрос номер два — этого стоило ожидать.

— Ответ на первый вопрос, — произношу как можно увереннее, — я никогда прежде не видел твоей мамы и тем более не был с нею знаком; ответ номер два: я просто неравнодушный человек, который хочет вам помочь…

Девочка окидывает меня странным взглядом:

— Извини, но в бескорыстную помощь мне как-то мало верится! — насмешливо тянет она, по-прежнему не выпуская из пальцев сигарету.

— Кто же я тогда по-твоему? — улыбаюсь в ответ на ее слова. Возможно, мне и самому хочется узнать ответ на этот вопрос…

— Я думаю, ты мамин любовник, — припечатывает девочка, внимательно следя за моей реакцией. Я, к собственному стыду, прямо-таки подскакиваю на месте, как деревянный болванчик.