Тост - [19]

– Где Анна? – спросил Хенрик.

– Не знаю.

«Пошла в номер Смулки, – догадался Хенрик. – Он мой союзник. Не буду об этом думать, есть дела посерьезнее. Надо перетянуть на свою сторону Чесека и Рудловского, нас будет четверо».

– Почему она это сделала? – Рудловский наклонился над дремавшей Янкой, пустил ей в лицо струю табачного дыма.

Янка открыла глаза, но Рудловского не заметила, обвела сонным взглядом Хенрика, улыбнулась и прошептала:

– Ты? Забавное недоразумение.

Хенрик ответил Янке улыбкой. «Кажется, она посылала мне воздушный поцелуй», – припомнил он, проходя мимо. Он слышал, как она сказала:

– Честное слово, я спать не собиралась, но вы столько говорили!

– Ну что вы, я усыпил вас при помощи гипноза, – отвечал Рудловский.

– Попробуйте еще раз.

– Это уже совсем другое дело, теперь может не получиться. Хенрик обратился к Чесеку:

– Где Анна?

– Я видел ее в зале.

«Пошла к Смулке», – решил Хенрик.

– Шаффер, шампанского, – приказал Мелецкий. Пани Барбара поднялась из-за пианино.

– Посмотрите на него, – сказала она, показывая на Чесека, – хорошенько всмотритесь в него и низко ему поклонитесь.

Чесек рассмеялся, на его лице появилась дыра, зубы он потерял в лагере, но, видимо, у него были другие качества.

– Шапки долой, панове, – сказал Хенрик.

– Как я выгляжу? – спросила пани Барбара.

– Великолепно.

– Я всегда верила в народ! – крикнула она. – Черт бы вас побрал с вашими интеллигентскими комплексами. – Она обняла Хенрика и стала что-то шептать ему на ухо, быстро и бессвязно, что-то о Чесеке.

– С этого дня я сторонница народа, простота чувств, безошибочность реакции. Чесек! – крикнула она. – Allons!

Подошел Шаффер с бокалами шампанского на подносе.

– Предатель, – успел шепнуть Хенрик. Пани Барбара взяла бокал и тяжело села.

– Сначала выпьем, – сказала она уставшим голосом. Было похоже, что с ней вот-вот начнется истерика. – Хенрик, ты с нами, – потребовала она.

– Простите, но я должен разыскать Анну, – ответил он. Хенрик нашел Анну на лестнице, она дремала, прислонившись головой к балюстраде. Лицо ее было искажено гримасой боли, должно быть, ей снились кошмары. «Так будет всегда, – подумал он, – такими будут наши сны». Анна застонала, ее обидели, наверно, у нее отнимали что-то дорогое, а может быть, она видела чью-то смерть или как били ее мужа, она скулила жалостно, как собачонка. Хенрик погладил ее по коротко остриженным волосам.

– Пани Анна, – выдавил он.

Она открыла глаза. Протерла их рукой и вздохнула.

– Что вы здесь делаете? – спросил Хенрик.

– Жду вас.

– Меня? – спросил он недоверчиво.

– Я хотела вам сказать, что Смулка не пришел.

– Вы с ним не виделись?

– Нет. Шеф сообщил, что Смулка лег спать, и орал, что разобьет голову каждому, кто попытается его разбудить.

– Он забыл о вас, я вам сочувствую.

– Меня лично это не очень задело, – сказала Анна с улыбкой. «Как она это умеет! – подумал он. – Где она научилась этой игре взглядов, улыбок, небрежно брошенных слов, слов, которые нельзя забыть, которые берут в плен и покоряют. Она обворожительна. Мне хочется целовать ей руки, которыми она обхватила свои колени, я сажусь возле нее и заглядываю ей в глаза, ее глаза почти синие в мерцающем свете свечи, они ласковые и слегка улыбающиеся». Хенрик наклонил голову.

– Что вам снилось? – спросил он.

– Не помню.

– Вы плакали.

– Правда? – удивилась она. Снизу донесся голос Шаффера:

– Шампанское, герр профессор!

Немец стоял в темном зале; на подносе, который он держал, сверкали хрустальные бокалы.

– Хотите выпить? – спросил Хенрик.

– Да! – Она сказала это с неожиданной экзальтацией. Хенрик сбежал по лестнице и, не глядя на Шаффера, взял с подноса два бокала.

– Я не предатель, – сказал немец, шатаясь.

Хенрик не ответил и стал осторожно подниматься по лестнице, боясь разлить шампанское. Он слышал за собой неуверенные шаги немца. Хенрик подал бокал Анне. Они чокнулись, понимающе улыбаясь.

– Я не предатель.

Возле них, на две ступени ниже, без подноса, с бокалом в дрожащей руке стоял Шаффер. Вина в бокале осталось уже немного.

– Вы удостоите меня большой чести, профессор, и вы, пани, если соизволите со мной выпить, – сказал Шаффер.

– Что случилось? – спросила Анна по-польски.

– Он проболтался шефу, что я пошел на почту.

– Это очень важно?

– Очень. И он это понимает.

– Позвольте объяснить, – сказал Шаффер. – Пан бургомистр сам заметил, что вас нет. Сначала он спросил пани, не так ли, где пан Коних, я это хорошо понял, а вы ответили, что не знаете.

– Благодарю вас, Анна, – вставил Хенрик.

– Потом он спросил меня. Я тоже ответил, что не знаю, но потом пан бургомистр напомнил, что он здесь бургомистр, и отдал мне приказ, он подчеркнул, что это именно приказ, и велел проводить его на почту. Вы же знаете, пан профессор, что такое для немца приказ.

– Пан Шаффер, – перебил Хенрик, – я сейчас вам скажу, что я думаю об этом культе приказа. Я думаю, что его так разрекламировали только потому, что он выгоден. Обычно выполняются те приказы, которые нравятся. Вы создали миф о себе как о тупых службистах для обмана окружающих.

– У вас очень оригинальный взгляд, Herr Professor.

– Гораздо менее, чем вы думаете. Вот у вас, пан Шаффер, хронический катар желудка и что-то там еще, хотя был приказ, что каждый немец должен быть здоровым и охотно погибать за родину. Мне хотелось бы поговорить с доктором, который вас обследовал.