Тоска по Лондону - [43]

Улучшением своего состояния он обязан мне столько же, сколько солдатской крови. «Барбаросса» развивается стремительно — но не по графику. Еще хуже дела сложились бы для немцев, если бы решения принимались профессионалами, а не этим любителем, воображающим себя военным на том основании, что носит френч и сапоги.

— Скажи, Коба…(Он радостно вздрагивает, давно не слышал такого обращения, я его не балую. — Ведь ты понимаешь, что сделал нехорошо, ты отменишь приказ, правда? Ты сейчас же…

— Пырэкрати, Шалва, дэла нэ будэт. Никаких сеансов, никаких упыражынэний. Пырыказ ест пырыказ. Врэмя военное, воюет вся сатарана, и стар и млад.

— Какая же ты грязь, Сосо.

Смотрит и улыбается, попыхивая трубкой, поднимает перст.

— Ты, Шалва, сделал мне комплимент. Случалось, ты и прежде похваливал меня, Шалва, сам того не замечая, но такой силы и такой искренности в твоем голосе я, пожалуй, еще не слыхал. Полагаю, ты нашел самое сильное слово в своем лексиконе и произнес его, это слово, с редким чувством, с каким у нас на Кавказе, произносят здравицу или проклятие. Людское проклятие — похвала для политического деятеля. — Куда только девался его акцент… — Политик не может быть тем, что обыватели называют хорошим человеком. Из хорошего человека политик — что броня из шелкового платка или снаряд из коровьей лепешки. Портрет в розовых красках рисуется для масс, чтобы они верили в своего вождя, как веруют в бога. Именно поэтому настоящий вождь не терпит соперничества церкви, ему нужна вся народная вера, весь духовный потенциал целиком и полностью. Только с такой верой политический деятель способен двигать горы и выполнять невыполнимое.

Несчастные народы Российской империи. Несчастный русский народ. По пальцам можно перечесть дни его свободы. По дню в столетие. Не здесь ли истоки его национального характера?

Уж так не везло ему с правителями… А теперь во главе этот гений канцеляризма в мягких шароварах, за прошедшие месяцы их уже не раз приходилось отстирывать от кала. Посредством России он взобрался на Олимп истории.

Как просить его о смягчении судьбы кого-то одного, если он спокойно убивает миллионы?

На пороге Привратник: «Звали, товарищ Сталин?»

— Чаю.

Пока Привратник сервирует чай на столе заседаний, сноровисто, словно бывалый официант, я перебираю в памяти факты. Злоба дня ориентирует на радикальный пересмотр. Многое видится в ином свете. С трудом дожидаюсь, пока Привратник выйдет.

Начинать с бесспорного… Военные! Поскольку смертельное жало госбезопасности с самого начала было в его лапах, естественно было ждать, что он оседлает армию. Но так кроваво!..

— Понимаю, почему ты послал Пишпека на операционный стол, с которого (и ты это знал — он не мог возвратиться. До его славы тебе было не дотянуться. Могу понять, почему в первом же процессе разделался с Путной и Примаковым…

— Предатели.

— Поклонниками твоими они не были, это несомненно. А Якир? Друг предателей? А другие? Друзья друзей?

— Правильно понимаешь, Шалва. Начал делать — делай до конца.

— Я понимаю… Ну и ну! А ты понимаешь, что пригласил Гитлера к нападению? Если все предатели, как тут не напасть? В такой напряженности уничтожить всемирно известных полководцев…

— Ц-ц-ц, Шалва, такой уж процесс, Шалва! Начал делать…

— Да-да-да, делай до конца! А для начала убрал Трибуна, имя его стало слишком популярно, к тому же русский, понятный… — Он невозмутимо прихлебывал чай. — Потом Серго. Как ты мог?.. Да ты экскрементов его не стоил!

Он ответил, жуя бисквит:

— Обидеть хочешь, Шалва. Зря. Ну да, Серго азнаур, старый род, грузинское благородство… И что? Историю в белых перчатках не делают, ее руками хирурга делают, лишнее отсекают.

— Лишнее? Жену, друзей?

— Зачем сердишься, дорогой? В политике нет ни жен, ни друзей. В политике есть выигрыш-жизнь и проигрыш-смерть.

— Ты проиграешь, Сосо. Все в свое время. Но со страной что ж ты делаешь? Кто пойдет в добровольцы? Лучшие. А кто забьется в щели? Мразь. Думаешь, легче тебе станет управлять? Ни тебе, ни преемникам твоим. С храбрецами вы справляетесь, но с трусами и шкурниками даже ты не справишься, они любому правительству голову скрутят.

— Сумбур у тебя в голове. Сумбур вместо мислей. Политики не мыслят такими мыслями. Политики уничтожают врагов — и баста!

— Москвичи враги? А кто друзья?

— Все враги! Друзья еще не родились! Друзья — те, кто родится, когда врагов не будет и в помине. Новый человек придет на смену старому человеку. Он родится и с пеленок будет петь.

— Что петь?

— Чему научат.

— Сталин наша слава боевая, Сталин нашей юности полет?

— А что, хорошая песня, душевная.

— Новый человек будет петь старую песню: «Когда б имел златые горы и реки полные вина».

— Это ты так думаешь, — презрительно сказал он.

— Слушай, а ведь это ты убил украинских командармов. Боженко, Черняка, Щорса…

Он допил чай, поставил стакан на блюдце и сказал в потолок:

— Какие там командармы… Вожаки банд.

— Национальные вожаки. А ты, как народный комиссар по делам национальностей, знал, что украинцы не мечтают быть под рукой Москвы. А в руках вожаков войска. Значит, убрать их, пока пути не разошлись. Убрать, но призыв новобранцев осуществлять под их знамена, словно они жизнь отдали за советскую власть и непоколебимый союз с Москвой. Мертвые не возразят.