Тоска по дому - [107]

Хватит! Я должна выбросить эту сцену из головы и сосредоточиться на проекте. Прогуляться. Поискать в Тель-Авиве интересные места. Они, несомненно, здесь есть. Достаточно поднять глаза.

Я слышу, как Сима моет посуду. Жарит что-то. Громко разговаривает с Лилах. Слышу, как она расхаживает по дому на высоких каблуках (у нее красивые лодыжки, я заметил это, когда мы вместе искали Йотама). Я слышу, как она уходит. Возвращается. Открывает заслонку бойлера, включает нагрев воды. Принимает душ. Я представляю себе ее обнаженное тело, так не похожее на тело Ноа. Когда Ноа принимает душ, вода стекает по ней от головы до ступней. Когда я воображаю под душем Симу, вижу, как вода скапливается в углублениях ее тела. Между ее большими грудями. В глубоком пупке, который она любит обнажать. Между холмов ее ягодиц. Я слышу, как она выходит из ванной, и едва ли не вижу сквозь стену, как она расчесывает свои длинные волосы, тщательно разделяя спутанные пряди. Я слышу, как она разговаривает, хотя не понимаю с кем. Я не понимаю ни слова, но мне нравится ее интонация. Энергичная, напористая, всегда готовая перейти в смех. Она тоже одна дома, думаю я. Как я.

Несколько дней назад я поставил диск группы «Наташа», и мне вдруг послышалось, что она подпевает: «Еще чуть-чуть, моя печаль, мы так давно знакомы…». Я убавил громкость, и ее голос сразу стих. Я открыл заслонку:

– Сима!

Она подошла к отверстию:

– Ты меня звал?

– Да, – ответил я. – Хотел сказать, чтобы ты продолжала петь. Ты хорошо поешь.

Она рассмеялась.

– Не знала, что ты меня слышишь. – А потом добавила: – Мне нравится музыка, которую ты сегодня поставил. Не тот грохот, который ты обычно заводишь.

– Ты имеешь в виду «Нирвану»? Да?

– Не знаю, – ответила она.

Я почувствовал в ее голосе неловкость.

– Ладно, – сказал я, – постараюсь согласовывать свой плейлист со вкусами публики.

– Необязательно, – сказала она и подошла чуть ближе. Я мог слышать ее дыхание. Через дыру в стене до меня долетел аромат ее духов, смешанный с запахом шницеля. «Интересно, что долетает к ней от меня», – подумал я.

– Ладно, мне пора заниматься, – произнес я и сразу пожалел об этом.

– А у меня шницели на плите, – сказала она. – Хорошего тебе дня.

Я закрыл отверстие в стене заслонкой и вернулся в гостиную, где меня ждали книги. Но тут заслонка снова открылась, и ее голос позвал меня:

– Амир?

Я спросила, не принести ли ему парочку шницелей, когда дожарятся, и подумала: «Хорошо, что ему с той стороны стены не видно, как пылает у меня лицо».

– Конечно! – воскликнул он. – Возьму с удовольствием.

А я сразу пожалела: зачем мне все это? Они наши жильцы, и это последнее дело – смешивать чувства и деньги. Кроме того, он парень Ноа, а Ноа – прекрасный человек. «С третьей стороны, – сказала я себе, – она ушла, даже не попрощавшись. После всех наших разговоров. Неужели не могла прийти и рассказать мне, что случилось? Или боялась, что я ее не пойму?»

Через час я надела свои самые красивые брюки – те, которые подчеркивают талию, – немного подкрасилась, взяла на руки Лилах, подхватила пластиковый контейнер со шницелями и двинулась по мощеной дорожке. Передам контейнер и уйду, твердила я себе, даже в квартиру заходить не буду. У меня дома дел по горло, белья в стирку с гору Мерон. И вообще, будь Амир уродом… Но он стрижется, как тот высокий американский актер, не помню, как его зовут, мы с Мирит ходили смотреть на него в кино в Ашкелоне, а послушать, как он разговаривает по телефону, это сколько же надо иметь терпения, и его глубокий голос проникает сквозь стены, и у меня, когда я его слышу, по всему телу разливается истома. Еще когда мы подписывали договор аренды, я сказала себе: «Красивый парень». Густые волосы, светлые глаза, мускулистые плечи. Все, как я люблю. А после того случая, когда мы вместе искали Йотама, он стал нравиться мне еще больше.

Он открыл дверь и пригласил:

– Входи.

И я забыла все свои обещания, вошла в дом, и меня сильно смутил запах его лосьона после бритья (неужели он побрился ради меня?).

– Спасибо, – сказал он, забирая у меня контейнер.

Я опустила Лилах на пол, чтобы она поползала, а сама осмотрела стены квартиры. Вот фотография грустного мужчины – я слышала, как они из-за нее спорили. Действительно, очень мрачная фотография. А эти, наверное, сделала Ноа. Где это? Индия? Таиланд? Эта девушка очень талантлива. Ничего не скажешь. Но почему нет фотографии, на которой они вместе? Когда мы с Моше жили здесь, то у нас в гостиной висели три наши совместные фотографии, две со свадьбы и одна из Анталии, где мы проводили медовый месяц. А у них – ни одной.

Амир вернулся из кухни, опустился на четвереньки и пополз к Лилах. Она замерла, пораженная, но затем поползла к нему, только чуть медленнее. Коснулась пальчиками его лица. Он закрыл глаза и позволил ей исследовать его физиономию. Она сунула палец ему в ухо, в нос, в рот. Легонько стукнула его по щеке.

– Хватит, – сказала я дочери. – Прекрати сейчас же.

– Все в порядке, – сказал Амир и погладил пушок на ее головке.

Я чувствовала себя глупо: они ползают, а я стою, возвышаясь над ними, поэтому тоже села на ковер. Я специально села подальше от него, но, стоило мне скрестить ноги, Лилах поползла ко мне, а за ней Амир.