Торнбер - [98]

Бросив нож, он подхватил камень со всей скоростью, которую могли дать его мышцы. Весил камень, наверное, фунтов тридцать или сорок, но Грэм метнул его вперёд и вверх так, будто тот был невесомым, попав мечнику по ногам.

Тот споткнулся, но не упал — его правая, державшая меч рука метнулась вправо на случай, если ему нужно будет подставить её при падении. Грэм вскочил, и набросился на него, когда рука с мечом ушла вбок, и нанёс удар мужчине в подбородок верхней частью своей головы, заставив его упасть.

Несколько секунд они боролись в темноте, но Грэм уже был сверху, и как только он сумел положить руки на лицо мужчины, он толкнул его вниз, вгоняя его череп в каменистую землю. Это брутальное действие он повторил ещё несколько раз, пока тело его противника не обмякло, а затылок не превратился в мягкое, мокрое месиво.

Вернулась неподвижность ночи, а Грэм сидел, уставившись на лежавшего под ним человека. «Несколько минут назад он мирно спал». Его руки были влажными и липкими. Внезапный шум справа заставил его осознать, что мужчина, которого он пырнул, ещё был жив.

Встав, он подошёл, глядя на мужчину с колотой раной на спине. Рана находилась высоко, но лезвие не задело сердце. Судя по мокрому звуку дыхания этого человека, Грэм скорее всего пробил ему одно из лёгких. Тот уже был покойником, но мог ещё протянуть несколько часов.

«Мне жаль».

Так он хотел сказать, но слова отказывались произноситься. Человек, на которого он смотрел, собирался убить его, или любого, кто последовал бы за ними. Он был частью банды людей, похитивших Айрин и убивших Лилли. Он не заслуживал извинений, однако у Грэма всё сжималось внутри от вида того, как этот человек умирает.

— Почему? — спросил он, обращаясь к умирающему. — Почему вы это сделали?

Тот вращал глазами, со страхом глядя на Грэма. Он знал, что умирает, но ещё не боялся завершающего удара. Его губы разомкнулись, и он попытался что-то сказать, но слова его донеслись мокрыми и невнятными. Из его рта потекло что-то тёмное. Грэм был уверен, что в свете дня жидкость эта была бы красной.

«Неужели он это ощущал?» — подумал Грэм о своём отце. «Сколько раз он такое переживал?». Говорили, что Дориан Торнбер убил сотни, если не больше, как на войне, так и в более мелких, личных конфликтах. «Это должно было свести его с ума… если только это не приносило ему удовольствие».

Но воспоминания Грэма об отце не рисовали безумца. Его отец был добрым и терпеливым. И мать его так же говорила. Грэм пожалел, что его отца не было в живых, и что он не мог спросить его. «Как ты боролся с этой болью, с виной? У меня теперь руки заляпаны кровью».

Лежавший на земле человек снова попытался заговорить, и на этот раз слова были достаточно ясными, чтобы понять их:

— Мне… заплатили.

Он был наёмником. Была ли у него семья? Ждал ли кто-то где-то его возвращения?

— Не ту работу ты выбрал, друг, — сказал Грэм. — Кто тебе заплатил? — Его слова звучали спокойно, почти небрежно срываясь с его губ. «Кто же этот бесстрастный убийца?» — подумал Грэм. «Это же не могу быть я».

Но это был он.

— Пожалуйста… — взмолился наёмник, не в силах договорить.

Грэм сходил к другому, и забрал меч. Им будет проще воспользоваться. Нож был слишком близким, слишком личным. Снова встав над умирающим человеком, он занёс меч, пытаясь решить, куда лучше вонзить лезвие, чтобы прервать его муки. Мужчина сверлил взглядом его глаза, умоляя и обвиняя одновременно.

Грэм бросил оружие. Это было слишком холодным. Если он и сделает это, то примет весь вес ответственности. Он обнажил нож, и присел рядом с фигурой.

— Мне жаль, — сказал он, и вонзил нож в сердце мужчины.

Незнакомец дёрнулся, и умер, испустив последний мокрый вздох. Глаза его так и не отпустили взгляда Грэма.

Хотя его желудок и был пуст, Грэма затошнило, и он начал блевать на землю. Из него вышло немного жидкости, а после этого его сотрясала лишь сухая рвота. Грэйс к этому моменту уже стояла рядом, мягко похлопывая его по спине, но ничего не сказала.

Глава 34

Грэм переместил тела, оттащив их где-то на двадцать ярдов от лагеря, прежде чем снять с них одежду и сапоги. В темноте трудно было сказать, что было ему впору, а что — нет. Куртка и плащ того, кого он ударил ножом, были испорчены, но его сапоги, пояс и штаны наверное ещё были в порядке. Пожитки того, чью голову он размозжил, скорее всего не пострадали. С ними он разберётся утром.

Положив одну скатку на другую, он свернулся внутри, надеясь согреться. Сна он не ждал. Его совесть наверняка не могла этого допустить — но когда он закрыл глаза, и снова их открыл, то обнаружил сияющее в небесах утреннее солнце. Утомлённость его тела взяла верх над его моральным смятением.

Он тихо полежал несколько минут, наслаждаясь звуком пения птиц и игрой солнечных бликов на близлежащих камнях. Его разум был неподвижным, в состоянии покоя. Прошлой ночью он совершил ужасные вещи, но он был осторожен, на глядя на них прямо. В свете дня они казались кошмарами, воистину ужасными, но нереальными.

— Ты проснулся, — заметила Грэйс.

— Похоже на то, — ответил он, садясь.

— Как ты себя чувствуешь?