Торквемада - [11]

Шрифт
Интервал

В тумане вечности, задумчив, молчалив,
Над морем жизненным сей череп — словно риф!
Он улыбается, как дети на рассвете,
А где его глаза? Потухли взоры эти.
О маска, скрытая под мыслящим челом!
Кость, знающая то, не знаем мы о чем!
Тлен, о загадочном конце осведомленный,
Любуется твоей душою обнаженной!
Да! Размышлять, стареть, затем оставить мир,
Под взглядом пристальным вот этих черных дыр
Молиться, чувствуя, что прах тебе внимает,—
Вот чем владею я. Мне этого хватает.
Торквемада
(в сторону)
Он озарил меня! О, до чего ж он прав!
Так древле Константин, от бога власть приняв,
Лабарум в небесах увидел!>[29]
(Указывая на череп)
Не отрину
Я знака этого! Подобно Константину,
Победу одержу! Отшельник, муж святой,
Все христианство мне со стороны другой
Сумел ты показать! Вот истинная вера!
Возьму я глобус твой! Нужна мне эта сфера!
Пусть этот мрачный риф укажет в гавань путь.
На знамени живых ты символ смерти будь!
(Франциску Паоланскому)
Огонь прекрасен, коль его не осквернили,
Но был и Доминик понять огня не в силе:
Хотел казнить огнем! А в этом разве суть?
Я для спасенья душ хочу костры раздуть.
Понятно?
Франциск Паоланский
Да.
Торквемада
Хочу разжечь такое пламя,
Чтоб исцелительными мощными кострами
Весь мир был озарен. Во тьме ночи моей
Мне говорит Христос: "Иди! Иди смелей!
Цель оправдает все, коль ты достигнешь цели!"
Франциск Паоланский
(ставит на большой камень хлеб, каштаны и кувшин с водой)
Каштаны, хлеб с водой… Попили бы, поели!
А что касается до замыслов таких,
То я заранее конец предвижу их.
И буду я Христу-спасителю молиться,
Чтоб, прежде чем костер ваш первый загорится,
Вас разразил бы гром, — да, сын мой, — в тот же час.
Для человечества так лучше и для вас!
Торквемада
(в сторону)
Не понял муж святой! И, по ответу судя,
Он в одиночестве ума лишился.
Франциск Паоланский
Люди
Родятся для любви. Мы братья, мы друзья.
Бесцельно убивать нельзя и муравья.
Господь над всем живым сознание людское,
Как крылья, распростер — над травами, листвою,
Над кручей горною, над пеною волны.
И смертью никого карать мы не должны.
Народу — вольный труд, а птице — зелень веток,
И всем на свете — мир. И — ни цепей, ни клеток!
Коль человек — палач, так кто ж господь? Тиран?
Крест — вот евангелье! Мечом грозит коран!
Так пусть же на земле, где столько мглы клубится,
В благословение вся злоба превратится.
Суд часто и неправ. Довольно кар! Встает,
Как вызов небесам, ужасный эшафот.
Пусть сам господь казнит! И дерзки мысли эти—
Гроб в услуженье брать! Цветы, плоды и дети,
Голубки, женщины — священны все они.
Благословенно все, на что ты ни взгляни.
И бесконечный мир в себе я ощущаю,
Мольбу великую с гор в пропасть изливаю.
А папа? Я скажу, что надо чтить его,
Всегда надейся, всех прощай — и никого,
О сын мой, не карай! Преступнику — пощада.
Заставь покаяться, уж если это надо.
Молиться, и любить, и верить — вот закон.
Кто выполнит его — спасен.
Торквемада
Да! Ты — спасен!
А прочие, старик? Ах, вечное паденье
Душ человеческих! Ведь каждое мгновенье
В ад души сыплются, в колодец роковой,
В мрак чернопламенный! Спасаешься, святой?
А люди, братья как? Спокойно, без помехи
Спасаешься ты здесь, ешь яблоки, орехи,
Как древле в Ливии Ансельм или Пахом,
И — удовлетворен! Прекрасно все кругом!
Ни вопль погибших душ, ни адские мученья
Не могут оторвать тебя от размышленья.
Ты любишь свой покой, тюфяк, кувшин с водой.
Как видно, ты — дитя, а не старик седой!
Как видно, умерло в тебе внушенье бога—
Отцовство грозное, священная тревога.
Пусть гибнет род людской! Тебе ль до пустяков?
Но лечат и собак! Но холят и быков!
Есть сердце у тебя? Иль ты под небесами
Живешь как будто бы за четырьмя стенами?
Но тысячей узлов он связан и с тобой—
Сей смрадный человек, кощунственный и злой,
Влачащий за собой при взлете и паденьи
Несчастье, что всегда рождает преступленья!
Бесстрастно ты на все взираешь с высоты.
Проходят смертные, но чувствуешь ли ты,
Что с каждым призраком ты связан неразрывно?
Ах, руки ты скрестил! Псалмы поешь наивно!
От алтаря к кресту шагаешь ты, святой,—
От этой вот доски бредешь до глыбы той!
Да! Спасся! Но дрожит и гибнет все на свете.
Нет, старец! Быть с толпой — вот долг твой в годы эти!
Суровый, тяжкий долг! Сомнения твои
Спать не дают тебе, кишат как муравьи.
Зовет тебя твой долг. Подумай о народе!
Он гибнет! Помоги! Спасаться на свободе
Сегодня некогда! Брось монастырь! Иди,
Погибель жен, мужей, детей предупреди,
Дай помощь простакам и умникам ученым,
В пылающий Содом свалиться обреченным!
Беги! Немедленно их, проклятых, спасай!
Заставь их силою войти в господень рай.
Да! Вот какое нам дано предназначенье.
Старик, закон твой прост; сложней мое ученье.
Надежда только ты, спасенье ж — это я!
Я — помощь господу.

Уже несколько мгновений, как у входа в пещеру появился неизвестный человек. Это тоже старик, с седоватой бородой. В руке он держит рогатину, на шее у него шестиконечный крест. Он одет в охотничий костюм из золотой парчи; на голове — высокая позолоченная шапка, расшитая тремя рядами жемчуга.>[30] У пояса — охотничий рог. Незнакомец слышал последние слова Франциска Паоланского и речь к нему Торквемады. Он хохочет. Франциск Паоланский и Торквемада оборачиваются.


Еще от автора Виктор Гюго
Отверженные

Знаменитый роман-эпопея Виктора Гюго о жизни людей, отвергнутых обществом. Среди «отверженных» – Жан Вальжан, осужденный на двадцать лет каторги за то, что украл хлеб для своей голодающей семьи, маленькая Козетта, превратившаяся в очаровательную девушку, жизнерадостный уличный сорванец Гаврош. Противостояние криминального мира Парижа и полиции, споры политических партий и бои на баррикадах, монастырские законы и церковная система – блистательная картина французского общества начала XIX века полностью в одном томе.


Человек, который смеется

Ореолом романтизма овеяны все произведения великого французского поэта, романиста и драматурга Виктора Мари Гюго (1802–1885).Двое обездоленных детей — Дея и Гуинплен, которых приютил и воспитал бродячий скоморох Урсус, выросли чистыми и благородными людьми. На лице Гуинплена, обезображенного в раннем детстве, застыла гримаса вечного смеха, но смеется только его лицо, а не он сам. У женщин он вызывает отвращение, но для слепой Деи нет никого прекраснее Гуинплена…


Собор Парижской Богоматери

«Собор Парижской Богоматери» — знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет — всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.Перевод: Надежда Александровна Коган.Авторы иллюстраций: E. de Beaumont, Daubigny, de Lemud, de Rudder, а также Е.


Козетта

Перед вами книга из серии «Классика в школе», в которую собраны все произведения, изучаемые в начальной, средней и старшей школе. Не тратьте время на поиски литературных произведений, ведь в этих книгах есть все, что необходимо прочесть по школьной программе: и для чтения в классе, и для внеклассных заданий. Избавьте своего ребенка от длительных поисков и невыполненных уроков.«Козетта» – одна из частей романа В. Гюго «Отверженные», который изучают в средней школе.


Труженики моря

Роман французского писателя Виктора Гюго «Труженики моря» рассказывает о тяжелом труде простых рыбаков, воспевает героическую борьбу человека с силами природы.


Гаврош

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.