Торговые банкиры - [34]

Клерк сказал:

– Я где-то читал, что все золотые запасы мира составят всего лишь груду размером пятнадцать на пятнадцать ярдов (13 на 13 м). Подумать только, сколько насилия было совершено ради такой груды золота! – Он снова пожал плечами; золото ему не нравилось.

Там же лежали мешки, заполненные маленькими «слитками контрабандистов» и монетами – соверенами, наполеондорами, швейцарскими вренелями, американскими «орлами». Клерк сказал, что на Ближнем Востоке старые соверены стоят больше, чем новые, с головой королевы, потому что тамошним покупателям не нравятся монеты с женской головой.

– Золота там столько же, но они платят за такие монеты меньше. Очень странно, правда?

В другом углу лежала большая куча из более крупных, грязноватого вида кирпичей. Это было серебро. Каждый кирпич весил 78 фунтов (около 35 кг). В отличие от золота, которое является монетным металлом, серебро – товар, и сейчас спрос на него так велик, что примерно год назад мировые запасы истощились. В дело вступили спекулянты; за несколько месяцев цена на серебро подскочила почти на 30 процентов. Цена платины (которую применяют, среди прочего, в транзисторах и электрооборудовании) всегда устойчивее. Ее рынок ограничен. Платину производят всего три страны – Южная Африка, Канада и Россия.

Люди в темнице на Трокмортон-авеню всегда знают, когда где-то на земле «что-то затевается». Внезапно поток золота увеличивается, и крепкие охранники в «мастерской» работают сверхурочно, пакуя и распаковывая золотые слитки.

Мы с клерком снова встали на передвижную крышку люка, которая подняла нас в «мастерскую». Тот день был спокойным. В мире не случилось никакого крупного кризиса. Только обычные поставки в швейцарский Цюрих. Служащие разложили слитки по картонным коробкам – пакуют всегда по два слитка в одну коробку. По их словам, такие коробки практичнее, чем деревянные ящики, которые использовались раньше. Золотые слитки присыпали стружкой, коробку закрыли, обвязали с обеих сторон металлическими полосами и взвесили (около 22 кг). Надписали цифру на коробке черными чернилами. Запечатали красной печатью. Служащие переставили коробку на тележку. Пройдет немного времени, и золото погрузят в грузовик с пуленепробиваемыми стеклами и рацией и отвезут в лондонский аэропорт. Служащие хранилища надеялись, что грузовик не задержится и они смогут вовремя пойти домой.

Одиннадцать утра в казино

Из 600 сотрудников банка «Хамбро» примерно тридцать наделены полномочиями принимать решения, которые являются обязательными для банка. Большинство тех, кто имеет право принимать решения, встречаются каждое утро в одиннадцать, чтобы обменяться сведениями о том, чем занят каждый из них, и согласовать все необходимые операции, ожидающие решения. Встреча, которая продолжается от двадцати минут до часа, проходит в зале заседаний, который располагается в нескольких шагах от зала правления на третьем этаже. Все сидят за большим прямоугольным столом; исполнительные директора сидят спиной к окнам, а начальники отделов и специалисты – их в «Хамбро» называют «старшими служащими» – напротив, лицом к свету. Кстати, несколько лет назад один из директоров «Хамбро», почувствовав атмосферу недоверия, когда он сопровождал клиента в зал заседаний совета директоров одной большой фирмы, как говорят, спросил: «Вы хотите, чтобы я сел лицом к свету?» Воздух в зале заседаний немного затхлый. Там мягкие ковры, красные парчовые кресла, старые зеркала и напольные часы; над камином висит баронский герб Хамбро. Однако за прямоугольным столом в том зале рискуют большими деньгами, чем в игорном зале любого казино.

Меня на одну из одиннадцатичасовых встреч сопроводил Отто Норланд.

– Когда я только начал посещать эти собрания, – сказал он, – я слышал отрывистые фразы, краткие ссылки, просто намеки. Я понятия не имел, о чем говорят остальные. Постепенно я начал вникать в суть дела и теперь понимаю шифр. Сюда приходят с болванками дел – так сказать, с сырьем. К концу встречи болванки преобразуются в операции, займы, планы расширения, слияния, новые серии акций. Это просто чудо! Начинаешь понимать, почему в «Хамбро» всегда говорят, что торговые банковские операции – не наука, а искусство.

В то утро в зале заседаний, где почти все были одеты согласно неписаным правилам Сити – белые рубашки и темные костюмы-тройки, – на Джослине Хамбро была голубая рубашка и голубой костюм в полоску без жилета. Сев на председательское место, он заговорил тихим, нерешительным, словно приглушенным голосом; вполне очевидно, он был уверен, что собравшимся в зале людям достаточно всего одного-двух слов, чтобы понять, куда он клонит. Несколько вопросов уже было решено предварительно в зале правления; когда Джослин Хамбро докладывал о них, «старшие служащие» кивали, явно делая мысленные пометки. На столе лежало очень мало бумаг. Правда, перед Джослином Хамбро лежали какие-то документы, но он заглядывал в них очень редко, а карандашом пользовался только для того, чтобы рисовать каракули. Секретарь банка, высокий человек, сидевший в углу справа от партнеров, в продолжение всего заседания делал краткие записи. Присутствующие по часовой стрелке один за другим докладывали, что происходит в их отделах, и рассказывали о трудностях, возникших за последние сутки. Беседу часто прерывали шутками, совершенно непонятными мне, но все смеялись. Джослин Хамбро однажды сказал мне, что одиннадцатичасовые заседания, которые он посещал между двумя мировыми войнами, проходили совершенно по-другому.