Топот балерин - [13]
Утром у Рафаэля были пары в универе. После обеда бежал в читалку — единственное время и место, где они могли общаться ровно час, не будучи застигнутыми: он — чокнутой женой, она — ревнивым любовником.
Потом мальчишка отцеплял от заборчика велосипед и мчался, окрылённый, за пакетами и всякой рекламной глянцевой лабудой.
…Алёна, помедлив, расстёгивала халатик. Рафаэль с величайшим благоговением обцеловывал тёплую атласную шейку, жадно приникал губами, будто пил из ямочки между ключицами.
Задыхаясь, запускал руки под тёплые гладкие подмышки. За спиной нащупывал застёжку. Но не торопил события: ладони возвращались, ныряли в эластичные чашечки.
У Алёны самые эрогенные точки — соски.
— Пожалуйста, ещё… Не останавливайся.
— Не торопись, милая. Какая у тебя кожа… Ты ванну из молоке с мёдом принимаешь?
Губы захватывали, зубы покусывали, язык изучал на вкус всё, что попадалось на пути вниз.
— Моя шёлковая! Какая ты ароматная! Твой мраморный животик! Благоуханные бёдра…
В общем, читайте «Суламифь».
Алёна закрывала глаза. Слабо постанывая, начинала ритмично покачиваться, как всадник на коне: сначала медленно, потом быстрее, потом бешено…
Ах, она готова была месяцы и годы не слезать с поджарого, мускулистого, неутомимого молодого жеребца.
Хватит с неё изматывающего, изнуряющего, грязного секса с Хозяином, по шесть часов. Сколько, сколько?! По шесть, с перерывами!
Ей хочется нежности, долгих прелюдий, детских шалостей, бесстыдной игры. Хочется восхищения, чудных вкрадчивых слов, шёпота на ушко:
Тем временем щель между шторами постепенно меняла цвет. Она бледнела, лиловела, голубела, белела, розовела и, наконец, становилась золотистой. День будет солнечный!
Алёна скинула одеяло. Не вставая, поболтала, потрясла ногами в воздухе, сделала «крестик» и «велосипед». Задрала их к потолку и, кряхтя, принялась натягивать антиварикозные чулки.
С кровати соскочил толстый, ленивый кот, по кличке Хозяин. Мяукнул, требуя завтрака. Обожди, небось, не помрёшь.
Чулки плохо натягивались даже по специальному шёлковому носочку-вкладышу, который идёт в медицинском комплекте.
Толстые, распухшие, бледные, будто вываренные колени. Под кожей там и сям уродливые, вспученные комки вен. Общий цвет ног: будто обмакнули в чернила, и те разлились по ногам ручейками. Розовеет россыпь нежных сосудистых звёздочек.
В общем, не ноги — а готовое учебное пособие для студентов медицинского вуза.
Шестьдесят лет — всё-таки не шутка…
Шестьдесят лет — не шутка. В старости тело становится в тягость. Кажется, ещё вчера бегала в поисках бюстика «пуш-ап» без бретелек — а сегодня, повертев, его вовсе откладываешь.
Совсем недавно примеряла сапожки на десятисантиметровых тончайших «гвоздиках» — и по пять кварталов цокала как козочка. Сегодня с трудом натягивала широкую (чтобы не натёрло косточку) обувь на плоской подошве.
Да и перед кем красоваться, господи? На бесплатных компьютерных курсах, куда Алёна недавно записалась, одни древние бабки.
Приходит белый и лёгкий, как куриная пушинка, старичок — бывший агроном из Ярославской области. В чём душа — а ему, ни жить, ни быть, нужно написать мемуары и послать в Москву, в сельскохозяйственную академию. Говорят, уже накропал два тома, с иллюстрациями и фотографиями.
Смех и грех, о чём мемуары-то? Об усовершенствовании конной сеялки в колхозе «Светлый путь» в 1924 году? Или о борьбе со злостными вредителями полей Нечерноземья — сусликами, путём затопления нор водой из бочек?
Дедуля грызёт пластмассовыми челюстями науку «ворда» и электронной почты.
Прочих курсанток учат разному: записываться через Интернет на приём в поликлинику, платить «коммуналку». Кто-то ищет сайты по цветоводству, кулинарии и вязанию макраме. Кто-то хочет говорить по скайпу с обожаемыми внуками.
У Алёны нет ни огорода, ни детей, ни внуков. На всю жизнь хватило шумных, как галчата, детей в садике. Сорок лет отбарабанила воспитателем. Сорок лет, каждый год группа в тридцать оголтелых галчат — ну-ка, посчитайте.
Но, как вышла на пенсию, сиднем сидеть в четырёх стенах — тоска зелёная. Пошла было в ветеранский кружок при ЖЭКе: пить чай с уценёнными каменными пряниками и зубодробительными карамельками. Надеть тяжёлые, пыльные, ещё с брежневских времён, сарафаны и петь, с подвизгом, скабрёзные частушки:
А на следующий день к ЖЭКу подъехал громыхающий пустой и местами где-то ржавый автобус.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
«Слова… будто подтолкнули Ахмада. Вот удобный случай бежать. Собак нет, ограждения нет, а в таежной чащобе какая может быть погоня. Подумал так и тут же отбросил эту мысль. В одиночку в тайге не выживешь. Без еды, без укрытия и хищников полно.…В конце концов, смерти никому не дано избежать, и гибель на воле от голода все-таки казалась ему предпочтительнее расстрела в одном из глухих карцеров БУРа, барака усиленного режима».Роман опубликован в журнале «Неман», № 11 за 2014 г.
Эта книга написана для тех, кто очень сильно любил или все еще любит. Любит на грани, словно в последний раз. Любит безответно, мучительно и безудержно. Для тех, кто понимает безнадежность своего положения, но ничего не может с этим сделать. Для тех, кто устал искать способ избавить свою душу от гнетущей и выматывающей тоски, которая не позволяет дышать полной грудью и видеть этот мир во всех красках.Вам, мои искренне любящие!
«Одиночество среди людей обрекает каждого отдельного человека на странные поступки, объяснить смысл которых, даже самому себе, бывает очень страшно. Прячась от внешнего мира и, по сути, его отрицая, герои повести пытаются найти смысл в своей жизни, грубо разрушая себя изнутри. Каждый из них приходит к определенному итогу, собирая урожай того, что было посеяно прежде. Открытым остается главный вопрос: это мир заставляет нас быть жестокими по отношению к другим и к себе, или сами создаем вокруг себя мир, в котором невозможно жить?»Дизайн и иллюстрации Дарьи Шныкиной.
Человечество тысячелетиями тянется к добру, взаимопониманию и гармонии, но жажда мести за нанесенные обиды рождает новые распри, разжигает новые войны. Люди перестают верить в благородные чувства, забывают об истинных ценностях и все более разобщаются. Что может объединить их? Только любовь. Ее всепобеждающая сила способна удержать человека от непоправимых поступков. Это подтверждает судьба главной героини романа Юрия Луговского, отказавшейся во имя любви от мести.Жизнь однажды не оставляет ей выбора, и студентка исторического факультета МГУ оказывается в лагере по подготовке боевиков.
Борис Александрович Кудряков (1946–2005) – выдающийся петербургский писатель, фотограф и художник. Печатался в самиздатском сборнике «Лепрозорий-23», в машинописных журналах «Часы», «Обводный канал», «Транспонанс». Был членом независимого литературного «Клуба-81». Один из первых лауреатов Премии Андрея Белого (1979), лауреат Международной отметины им. Давида Бурлюка (1992), Тургеневской премии за малую прозу (1998). Автор книг «Рюмка свинца» (1990) и «Лихая жуть» (2003). Фотографии Б. Кудрякова экспонировались в 1980-х годах на выставках в США, Франции, Японии, публиковались в зарубежных журналах, отмечены премиями; в 1981 году в Париже состоялась его персональная фотовыставка «Мир Достоевского».
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.В четвертый выпуск вошли произведения 21 автора, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.