Тополиный пух: Послевоенная повесть - [8]

Шрифт
Интервал

Он не был с матерью откровенен, и она это знала. С годами скрытность росла. И если раньше он нет-нет да и рассказывал ей кое-что, то теперь старался спрятать все, что касалось только его. И не потому, что не доверял ей. Нет! Он закрывался вообще от всех взрослых, потому что был уверен, что они никогда его не поймут.

Надежда Петровна тоже не понимала его, но всегда защищала. В любых неприятностях, которых у Сережки было достаточно, мать всегда была на его стороне, пыталась найти что-то такое, что могло оправдать сына или, по крайней мере, смягчить вину.

Надежда Петровна подошла к окну, посмотреть на освещенный солнцем сад, и отыскала глазами Сережку. «Как? Почему он стал таким? — в который раз вернулись к ней мысли. — Война? Может быть… Но и до войны он ведь тоже был далеко не лучшим… Маленький-маленький, а что вытворял…»

Вспомнила, как, приехав однажды в Никольское, где гостил он летом у ее родителей, первое, что увидела, войдя в дом, торчащие из цветочных горшков обрубки. «Неужели Сережка?» — сразу мелькнула мысль. Посмотрела еще раз на подоконники, спросила:

— Почему герань в вазе?

— Надоела она нам в горшках-то… — тут же ответила ей мать. — Вот мы ее и срезали. В вазу поставили.

— Кто срезал? Сережа? — начала она допытываться.

— Да все срезали…

Оказалось, что Сережка, оставшись как-то в комнате один, взял ножницы и обрезал герань. «У нас дома цветы всегда в вазе стояли», — объяснил он вернувшейся из сеней бабушке.

«В вазе, говоришь, стояли? — переспросила Серафима Григорьевна, но тут же справилась с досадой. — Это хорошо… Вот и у нас теперь тоже будут стоять в вазе…»

Бабушка взяла тогда из его рук ножницы и сама освободила от горшков несколько веток, которые Сережка не успел срезать.

Почти все воскресенье Сережки не было дома. «Ведь не ел ничего, а гоняет», — думала Надежда Петровна, подходя изредка к окну и надеясь увидеть во дворе сына. Но его, нигде не было: ни в саду, ни на мостовой. Лишь к вечеру, когда уже потускневшее небо полностью скрыло в себе облака, Сережка вернулся домой. Мать ничего не сказала — все равно ничего не ответит. Молча собрала ужин. Допить до конца стакан чая Сережке помешал салют. Раздавшийся залп заставил его выскочить из-за стола и выбежать на улицу. Надежда Петровна тоже поднялась с места.

Она вышла на балкон. Новая вспышка салюта осветила пожарную лестницу и несколько ребячьих фигур на ней. Выше всех — и когда только успел? — карабкался Сережка.

— Сейчас же слезай! — закричала она. — Сию же минуту!

Сережка остановился. Прижавшись к лестнице, посмотрел в сторону своего балкона и медленно, с видимой даже издалека досадой стал спускаться.


На другой день Сережка вернул Японцу его сверток.

— Молоток ты, Серега, — похвалил его, как в тот раз, Японец и, сунув в карман руку, достал горсть семечек. — На…

Сережка подставил ладони.

— Слыхал, барана из магазина увели?

— Слыхал… — протянул подросток, но о вчерашнем визите к нему участкового рассказывать не стал.

— Видел бобочку? — перескакивал с мысли на мысль Японец. — Клевая…

— Загонять будешь?

— Конечно! Что я? Фраер, что ли, какой, чтобы такую напяливать…

Подошел мушкетер-Женька.

— Брательник сказал, на железку вагоны пришли, — сообщил он. — Пошли…

Железкой называли подъездные пути Киевской железной дороги, которые проходили рядом с их домом. С останавливающихся там товарных вагонов иногда удавалось что-нибудь стащить. Но такое случалось редко — вагоны охранялись. Правда, однажды у ребят оказался целый ящик печенья, а в другой — мешок с галошами, но это было всего два раза.

Сережка и Женька смотрели на Японца, ожидая его решения.

— Пошли… — произнес наконец Японец, и они отправились на железку.

Глава II

Наступил май. В саду зазеленели маслянистые листочки тополей, весело отражая в себе солнце. Лужи пропали. Кое-где показались тонкие травинки, еще слабые и почти прозрачные. Утренняя прохлада уже не была такой бодрящей, как раньше, а несла в себе какую-то мягкость, с которой не хотелось расставаться, а все время чувствовать ее, и чувствовать улицу, и все, что было вокруг. Небо теперь по утрам всегда было чистым, высоким, однако к середине дня нередко набегали тучи, нагоняя дождь. Иногда шел дождь и светило солнце. Тогда падающие сверху капли были теплые, как вода из душа.

Мушкетер-Славка рассказывал, что уже купался в Москве-реке, но ему не верили. Было еще все-таки холодновато, не то что летом.

В те дни все жили скорым окончанием войны.

— Ну, если не сегодня, то завтра!.. Завтра обязательно война кончится! — говорили кругом.

Некоторые даже уверяли, что капитуляция Германии уже подписана, но только вот почему-то об этом не объявляют.

Третьего мая все говорили о взятии Берлина, о том, что над рейхстагом водружено знамя Победы. Рассматривали в газетах фотографии разрушенного главного государственного учреждения Германии, вглядывались в радостные лица солдат, внимательно прочитывали списки награжденных.

Война кончилась для Сергея неожиданно.

Они еще спали, когда в дверь постучала тетя Наташа. Стук был громкий и настойчивый, даже требовательный.

— Вставайте! Вставайте! — взволнованно говорила она. — Война кончилась! Кончилась война!


Рекомендуем почитать
Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Мадонна и свиньи

Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.


Двадцать веселых рассказов и один грустный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маска (без лица)

Маска «Без лица», — видеофильм.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Рассказы

Рассказы о бытии простого человека в современном безжалостном мире.