Тополиный пух - [65]

— Ну, давай пожуем еще чего-нибудь, — улыбнулся Кулагин, но острые его глазки так и сверлили, так и буравили Вячеслава Ивановича.

— Фотик-то покажешь? — спросил Грязнов после паузы, во время которой официант принес еще какую-то мясную закуску, а Кулагин снова наполнил рюмки хорошим коньяком.

— С условием, — поспешно ответил Федор, — ты его знаешь.

— Ну, хорошо, предположим, мне подходит твое предложение. Что оно нравится, не могу сказать. Подходит, на этом и остановимся. А что скажет Саня Турецкий, я знаю? И как он убедит Меркулова или своего генерального прокурора? А если они упрутся рогами?

— Вы можете сослаться на то, что видели своими глазами, правда, из чужих рук. И убеждены, что это оригинальная съемка, а не монтаж.

— Ну, насчет оригиналов ты мне, Федя, мозги не пудри, — успокаивающим жестом махнул ему ладонью Грязнов. — Нынче умельцы с помощью цифровых технологий такие картинки тебе смонтируют, что никакая фото и видеоэкспертиза истины не установит.

— Да, цифровой монтаж обнаружить трудно. Но — можно, и я знаю таких специалистов, которые способны обнаружить фотомонтаж. У них есть и соответствующая техника — осциллографы, анализаторы спектра, наработанная технология. Но я готов ответить за свои слова, да и ты можешь быть абсолютно спокоен — я вовсе не заинтересован всучить тебе «куклу».

— Разве что так?.. Ну, хорошо, Федор, предположим, я взял на себя ответственность, а у них, в прокуратуре, все-таки ничего не получится? Я не хочу остаться в твоих глазах трепачом.

— А мы тогда будем считать, что ничего и не было: я не показывал, а ты не видел. Так и Турецкому своему скажешь.

— Валяй, согласен, возьму такой грех на душу. Показывай.

Кулагин протянул ему желтый конверт. Грязнов раскрыл его, вытянул до половины одну цветную фотографию, опустил обратно, тем же манером достал другую, хмыкнул и вернул конверт Кулагину. Потом засмеялся, почесал лысеющий пегий свой затылок и покрутил носом:

— Да, брат, девочки, конечно, высший класс! Сам снимал, что ли?

— Обижаешь, — многозначительно отвел глаза в сторону Кулагин. — Где уж мне! Спецы, видать, постарались. Ты спроси лучше, как достал…

— А что, старая ваша схема не дает сбоев? — Грязнов с иронией взглянул на собеседника.

— Можно подумать, твоя была другой… — «отыграл» намек Кулагин.

— Ну, где уж нам с вами-то тягаться! У вас асы сидят.

— Ладно, Вячеслав, чего мы, в самом деле, как неродные — пикируемся? Ты скажи, как тебе иллюстрации к возможному газетному материалу? Мне известно, что подобных сюжетов с этим героем наберется на хороший порнофильм. Стоит игра свеч?

— Думаю, Федя, давай договоримся о следующем. Ты можешь не светиться, если не хочешь, а Сане я показал бы картинки. Ну а если его это не убедит… — тут Грязнов молча развел руками. — Но за свой язык, как и за его, я отвечаю. И еще у меня будет к тебе один мелкий вопрос. Частный, так сказать. Я хочу тебе предложить, Федор, следующий договор, сугубо между нами. Я обещаю сохранить с тобой нормальные отношения, а ты за это немедленно окоротишь своих парней.

— Ты чего? — опешил Кулагин.

— Ну, с «хвостом» мы, кажется, решили. Кто там в Саню стрелял в полночь возле его подъезда, а может, просто попугать хотел, порезвиться, ни его, ни, соответственно, меня не сильно волнует — дурак, он и в Африке дурак. А вот то, что машину Сане раскурочили, вот за это я готов получить от тебя компенсацию. Мало того, что машинку починить придется, ты этого сукиного сына сам за Можай загонишь, а не то это сделаю я, но тогда, боюсь, как бы и твое достоинство не пострадало. Я понятно объясняю?

— Может, кому-то и понятно, но только ни я, ни мои… клянусь тебе, никакого отношения не имеем!

— Понимаешь, хотелось бы поверить, Федор, да не могу. Вот что-то внутри мне подсказывает… А про предложение твое я скажу, отчего не сказать. Но только не знаю, захочет ли он после вчерашнего вообще с вами разговоры вести…

Обед они закончили в молчании. Да и говорить после всего сказанного и демонстрации ярких кадров, где две обнаженные девицы одновременно «обслуживают» расслабленного мужика, у которого от наслаждения щурятся глаза, будто у жирного кота, было не о чем. «Господи, — с тоской думал Грязнов, — сколько уже было этих «банных» министров, а им все мало! Нет, ну никак не идет им чужая наука впрок. Каждый норовит сам… сесть в свою персональную лужу…»

И он решил немедленно поставить Александра в известность о своей встрече с бывшим полковником госбезопасности. Позвонил и, узнав, что Саня на рабочем месте, сказал, что сейчас подъедет для передачи одной срочной информации.

Сначала они говорили о деле Степанцова.

Грязнов расстроился, когда убедился, что его предложение Турецкий встретил без особой радости. Даже больше того, с подозрением. А узнав, откуда вообще «растут ноги», развел в недоумении руками:

— Славка, ты, часом, не заболел? Ты ж всю сознательную жизнь был с хлопцами из той конторы если не на ножах, то в духовном конфликте, не понимаю…

— Это я тебя не понимаю, — обозлился Грязнов по той причине, что не смог сразу, с первых же слов, убедить друга прислушаться в разумному, в общем-то, по его мнению, совету. Ну а то, что совет исходил из уст бывшего сотрудника Лубянки, да еще не самого уважаемого его управления — Пятого, преследовавшего любое инакомыслие, это как раз не самое страшное. Меняются времена, меняются и люди, правда, о «лубянских» сказать это трудно, но все же — диалектика!