Тополь стремительный - [6]

— Заметьте, — сказал мне Кондратенков, — этот способ посадки — он называется гнездовым — также предложен Трофимом Денисовичем Лысенко. Прежде мы сажали деревья поодиночке и за каждое приходилось бороться с сорняками. При гнездовом же способе мы высеваем в одну ямку много семечек. Они поднимаются буйной порослью, сами заглушают сорняки и, создавая под листочками свой собственный влажный микроклимат, прикрывают друг друга от ветра, зноя, высыхания. Только в самый ранний период нужно помочь деревцам, и потому мы устроили наши опытные гнезда в пшенице. На первых порах колосья будут защищать нежные ростки, а дальше…

Ящик с семенами опустел. Вера вынула вату и стряхнула ее над последним гнездом, чтобы не терять ни единого семечка.

— Дождь! — скомандовал Кондратенков.

Теперь на сцену выступила колыхающаяся цистерна.

Машину подали к ниве задним ходом, рабочие выдвинули трубы дождевальной установки. Над каждым гнездом возникли фонтаны мелкой водяной пыли.

Кондратенков схватил меня за руку. Я почувствовал, что он волнуется.

— Первая капля воды, — сказал он, — это пробуждение жизни. Мы взяли у дерева семечко. В нем еще не было жизни — только материалы для нее: сухой зародыш и небольшой запас пищи, как бы сухой паек зародыша. Яровизация не начнется, пока семена не наклюнулись. Поэтому мы смочили их заранее в лаборатории. И вот жизнь проснулась. Вы дали ей влагу, согрели почву. В семечке начались превращения. Оно набухает, распирает оболочку. Вот кожура треснула. В земле расправляются семядоли. Из-под семядольного коленца вытягивается корешок. Его первые волоски охватывают первый комочек почвы; они всасывают воду и соли, растворенные в ней… А кверху между тем уже пробирается стебелек с почкой. В крохотном семечке мало пищи, стебель должен спешить наружу — к свету и воздуху…

Я жалею, что не могу передать взволнованной интонации Кондратенкова. Его увлечение заразило меня, и мне уже начало казаться, что я вижу, как под землей начинается могучая работа созидания растения.

— Сейчас, — закончил Иван Тарасович, взглядывая на часы, — гнездо тронулось в рост.

Этот момент ярко запечатлелся в моей памяти. Помню бледносиреневое небо, зубчатый край лесной полосы и выцветшую, обескровленную луну, застрявшую на линии горизонта, как медный пятак в щели копилки. Помню серьезные лица сотрудников, резкие морщины на лбу Бориса Ильича заместителя Кондратенкова, полное, добродушное лицо Зои Павловны с выражением внимания, блестящие глаза Веры…

Минута за минутой проходили в торжественном молчании. Однотонно гудели моторы, поддерживая температуру. Все еще работала дождевальная установка, хотя пыльная земля давно уже превратилась в мокрую грязь. Вокруг меня все стояли неподвижно и молча глядели на рыхлую землю.

И я уже начал с недоумением поглядывать на Кондратенкова: неужели он в самом деле намерен дожидаться, когда из семян вырастут деревья? Я невольно улыбнулся этой смешной мысли. А когда же мне покажут обещанное "самое интересное"? Или Кондратенков подразумевал под "интересным" электрический прогрев почвы и гнездовой способ посадки?

И вдруг у моих ног что-то шевельнулось — то ли покатились комочки земли, то ли шелохнулся кусочек гнилого листа. Я присел на корточки и увидел, что из земли торчит что-то беловатое, похожее на вылезающего червяка.

— Росточек! — еле слышно выдохнула Вера.

А Зоя Павловна всплеснула руками:

— Смотрите, Иван Тарасович, здесь целых четыре!

Я был ошеломлен: как росточки? Неужели из тех семян, которые мы только что посеяли? И как же это может быть?

Не веря самому себе, я шарил глазами по квадрату. Кончики ростков виднелись повсюду. Бледные, бескровные жители подземелья дружно выбивались на свет, энергично расталкивали комочки почвы, продвигали вверх семядоли.

И мне уже начинало казаться, что я могу глазами уследить за их ростом. Но, конечно, это была иллюзия. Как я узнал позже, деревцо Кондратенкова поднималось не больше чем на полмиллиметра в минуту. И тем не менее стоило тричетыре минуты не смотреть в какой-нибудь уголок, и уже наглаз можно было заметить перемены.

Нет, этого я не ожидал. Конечно, уезжая из Москвы, я знал, что Кондратенков занимается быстрорастущими деревьями. Но что такое быстрорастущее дерево? Я полагал, что Иван Тарасович привезет меня в лесной питомник, где будут в ящиках под парниковыми стеклами однолетки, а рядом с ними, на соседних грядках, — двухлетние и трехлетние деревца и тут же для сравнения обычные растения раза в полтора-два ниже. Я готовился запоминать цифры роста и списывать с фанерных дoщечек латинские названия, соединенные знаком умножения (так обозначают гибриды).

И вдруг вместо этого мне показывают рождение дерева как химический опыт в пробирке. Подогрели, налили воды, взболтали — и трах: было семечко — стал росток.

Напряженное молчание сразу сменилось оживленным шумом. Все говорили сразу, шутили, смеялись, и все — ученые агрономы, шоферы, лаборантки и рабочие радостно кричали друг другу, показывая пальцами:

— Смотрите, как здесь пошли!

— А тут уже обгоняют!

— Нет, вы подойдите сюда!..

Во всех пяти гнездах одинаково тянулись к свету остроконечные росточки. Кондратенков решил пожертвовать одним из них, и я выковырял из земли почти прозрачный росток с корешком телесного цвета. Мы сфотографировали это дерево, родившееся десять минут тому назад. Оно лежало у меня на ладони — клочок кожуры с двумя белесоватыми отростками.