Тополь на камне - [5]

Тот — устой перестроить затеяв —

Застилает пожаром края,

Тот — никак не постигнув хореев —

Анапестами жарит, как я;

Словом, — всячески разно и всяко

Человек коротает свой путь,

А спросите… и даже собака

После лая не прочь отдохнуть.

Всем, как радостным, так и скорбящим,

Та же участь, как тот же хлеб —

Деревянный дешевый ящик,

Или темный, почетный склеп.

Почему же мы стыдимся сознаться

В том, что всякий, велик он, иль мал,

Чтоб хоть в маленьком вновь зарождаться —

— Не идею в ночи обнимал,

А такого же как сам, человека,

Будь Елена он, или Тарас…

— Чудаки же мы двадцатого века,

Даже грустно как-то за нас.

Март 1924 г.

Распахни на улицу окно

Распахни на улицу окно,

Подойди и стань ко мне поближе;

Мне сегодня грустно и темно

И не знаю, чем я так обижен.

С твоего высокого окна

Будет видно, как с высокой кручи,

Как большая улица тесна

Для убогих маленьких ползучих;

Как у хмурых зданий там и тут,

Убегают в сумрак тротуары,

Как зевают, бродят и бегут

Одиночки, толпища и пары.

Наша жизнь — борьба и вечный труд,

И любовь и песни средь усилий;

Мы умрем как многие умрут,

А живем как многие не жили.

Тем заботы непосильна кладь,

Те законов тяжестью гонимы,

Мы же можем думать и вздыхать

О глубинах, вряд ли постижимых…

Подойди ж к раскрытому окну,

Глянь, как город тянется на отдых,

А пока я песню затяну

О тебе и о тебе подобных…

Июнь 1924.

Я жениться никогда не стану

Я жениться никогда не стану,

Этой петли сам не затяну,

Потому что мне не по карману

Прокормить любимую жену.

Чтобы быть счастливым в наши годы,

Нужны деньги, угольки и мел,

Я же, кроме песен и свободы,

Никогда другого не имел.

Пусть же я в любви людьми обижен,

Пусть грущу любимый и любя;

Я принес из тьмы поникших хижин

Веру неподкупную в себя.

Люди, от которых я зависим,

Пусть забудут кроткие слова;

Я не стану перед носом лисьим

Восторгаться благородством льва;

Я в дворняжки верные не мечу

И мои искания не в том,

Чтоб бежать хозяевам навстречу,

Лая и приветствуя хвостом.

Да простит меня моя невеста,

Что еще не в силах я пролезть

Ни в Правленье сахарного Треста,

Ни в Госбанк, где тоже деньги есть.

Пусть простит, что песнями богатый

Не могу ей предложить в одном —

Ни руки большой и узловатой,

Ни любви под кровлей и с окном.

Сентябрь 1924 г. — апрель 1925 г.

Белый дом с резными ставнями

Евгении Монастырской.

Белый дом с резными ставнями,

       Серый — с этажами…

Мы, как прежде, будем давними,

       Верными друзьями.

Не спрошу: была ли счастлива?

       Берегла ли встречу?

Обо всем поверю на-слово

       И на все отвечу.

Расскажу, как в март безлиственный,

       Темных башен возле —

Я открыл немые истины,

       О которых… после.

Как в садах, увитых змеями,

       Соловья не слышно,

Как из храмов, мной лелеяных,

       Ничего не вышло.

Дай же руку, дай мне белую,

       Отдых не далече,

Скоро вербой пожелтелой

       Замаячит вечер.

И когда стопой нескорой

       Повернем к закату —

Спой мне песню ту, которую

       Я любил когда-то…

Белый дом с резными ставнями,

       Серый — с этажами…

Вот когда мы будем давними,

       Вечными друзьями.

Апрель 1924 г.

Испытал я рано и случайно

Испытал я рано и случайно

И любовь, и дружбу, и вражду.

Кто же ты, взывающая тайно,

Где же ты, которую я жду?

Надоела пудренная стая,

Хитрые припадки что ни день;

Снилось мне: ты девушка простая,

Из родных, вишневых деревень.

Крепкий стан, бряцающие бусы:

Друг, жена и будущая мать,

Я не Блок, не Бальмонт и не Брюсов,

Чтоб тебя богиней величать.

Стройная, волнующего роста,

Как и та, что Данте потерял, —

Подойдешь ты ласково и просто,

Как подходят дети к матерям.

Подойдешь, коснешься… и впервые

Я пойму: — каким я был слепым,

Как ничтожны яства дорогие —

Перед хлебом черным и густым.

Я пойму, о чем я вечерами

Тосковал и думал, притаясь,

Почему с больными этажами

Не хотел мириться ни на час.

Теплая, здоровая, крутая,

Ты, как нива, вспаханная мной, —

Будешь в ожиданьи урожая

Шелестеть мне свежестью земной.

И не надо вздохов, ни намеков,

Ни обид, что разно расцвели,

Все без нас продумано глубоко

Мудрыми законами земли.

Апрель 1924 г. — Апрель 1925 г.

Песнь о перепеле

Солнца и месяца около,

С ветром, под кровлей небес,

Рею я облачным соколом —

Добрый, блуждающий бес.

Соколу с ветром не справиться,

Путь безотрадно тяжел,

Ваша земля мне не нравится,

Лучшей же я не нашел.

Так, не судя и не трогая —

Жизни подоблачных бездн,

Вижу я многое, многое,

Добрый, блуждающий бес.

Все, что сейчас вы узнаете,

С песен, что ветер донес:

Все мне шептали поля эти,

Села и заросли лоз…

Серый, распевшийся перепел,

Вечно и всеми гоним, —

Спрячься хотя бы на дереве,

Только не в зарослях нив.

Гром… и заслышишь ты в черепе

Острую дроби иглу…

— Перепел, серенький перепел,

Как ты доверчив и глуп.

Вздрогнули сонные заросли,

Гром по кустам разнесло…

Яблоко с ветки сорвалось ли?

В волны скользнуло ль весло?

Злобны охотники к осени,

Жуток призывный рожок;

Взяли, связали и бросили

В темный, холодный мешок.

А в перепуганном тереме

Маленьких пестует мать;

Верная с серыми перьями

Будет кружиться и ждать.

Горе ж вам серые, горе вам,

Больше в живых его нет,

Только на блюде фарфоровом

Черный дымится скелет.

Глупый, убитый, замученный,

Вечно и всеми гоним,—

Долго ж ты был неприрученным

К тяжким законам земным.

Чувствами, разумом спаяны