Тополь берлинский - [14]
— Давай обсудим праздник! Я так его жду, Крюмме! Стол, надо ведь начать готовить уже послезавтра. Тогда у нас будет на это целый день, важно успеть до того, как доставят цветы. Кстати, о столе! Мы еще не видели шоколадного стола!
— Я видел. Мы делали огромный репортаж с Королевской шоколадной фабрики во вторую субботу декабря, ты же помнишь.
— Подумаешь, на картинке. Ты ведь там не был. Только отправил фотографа. Я хочу его понюхать, Крюмме! Одна столешница сделана из ста килограммов чистого шоколада и украшена шоколадным блюдом, оформленным как расписной фарфор!
— Я знаю.
— А я знаю, что ты знаешь! Не будь идиотом! Но завтра мы все равно туда отправимся. Сначала смотреть мою витрину, а потом на шоколадную фабрику. В такой последовательности…
— Иди сюда.
— Зачем? Ты возжелал моего тела?
— Да.
— Ой! Вода прибывает.
После любви и залитого водой пола, после того, как они зажгли три свечи в рождественском светильнике, приготовили вместе обед и съели его, Эрленд обнаружил ящик в прихожей у гардероба. Он сразу же его опознал. В прошлом году он клялся себе, что достанет его заранее и отдаст мусорщикам, а потом соврет Крюмме, скажет, что он исчез. Скорее всего, его в наглую украли из кладовки в подвале. Несмотря на то, что она надежно заперта на амбарный замок. Или… он так и не продумал, что сказать Крюмме, но вот, ящик стоит здесь. Уже слишком поздно.
— Не надо его доставать, забудь про него, — сказал он Крюмме, который раскинулся на диване в халате, распахнувшемся на животе. Пупок напоминал прищуренный глаз.
Крюмме вздохнул.
— Ты это каждый год говоришь.
— Я эту гадость ненавижу! Я выброшу ящик в окно! Сейчас же!
— Не смей. Вертеп будет стоять там, где стоял все одиннадцать лет. Как можно быть таким неблагодарным?! Это ведь мой тебе подарок. Подарок от большой любви и чистого сердца.
— Ты каждый год так говоришь, — парировал Эрленд и решительным шагом направился к бару, налил рюмку коньяка, опустошил ее одним глотком, потом налил Крюмме и еще одну себе.
— Какое мне дело, что от большой любви, если я его всем сердцем ненавижу?!
— Не понимаю почему.
— Просто он уродлив. Грязный хлев, бесцветные одежды, бедность! И этот идиотский засранный младенец лежит в кормушке для осла со звездой над головой — просто верх безвкусия! Ложь и притворство! Это безобразно!
— Вообще-то он сделан так не для того, чтобы тебя раздражать. Иосиф и Мария просто не имели ни гроша, и никто не украсил хлев заранее и со вкусом, ожидая рождения Спасителя.
— Да если бы только это! А чудовищный наряд отца…
— Он бедный плотник из Назарета, мышонок. Пойми для начала всю историю и традицию, прежде чем…
— Я презираю историю и традицию. И трех волхвов! То есть… они же волхвы! Я где-то читал, что они были богаты!
— В Библии, наверно, читал. Там об этом немного пишут.
— Они же были богатыми! Наверняка одевались в пурпур и шелка! А в нашем вертепе они в простом хлопке! Неподходящих цветов и в жутких коронах, которые невозможно отчистить. Они с каждым годом все чернее. Нет! Я категорически против того, чтобы его доставать! Он все портит! Он портит мое рождественское настроение!
— Я же купил его в Осло, если помнишь. Он норвежский. Поэтому ты его и ненавидишь.
— Норвежцы обожают подобное дерьмо. Сидят и глазеют на бедность и наслаждаются собственной аскезой, стыдятся громкого смеха, стыдятся получать удовольствие от хорошей еды, стыдятся выпить лишнего, стыдятся радоваться жизни.
— Мне кажется, есть довольно много норвежцев, которые так не думают. Ты вот, например.
— Я датчанин. Стал датчанином.
— Но ты мне никогда ничего не рассказываешь.
— А мне нечего рассказывать. Я — это я. Я здесь. Вместе с тобой. Вот и все. А вертеп доставать не надо.
— Нет, надо. Мне он нравится. Такой простой и красивый. Как само Рождество.
Эрленд захохотал.
— Ты это твердишь мне назло. Будто бы ты верующий. Напомню тебе, что мы отмечаем Рождество дома, а не в церкви. Рождество — это языческий праздник зимнего солнцестояния и свежей крови жертвенных животных, а не плохо одетых молодых родителей из Передней Азии!
— И все равно.
— Тогда поставь его в гостевом туалете. Чтобы гости срали, и смотрели в глаза Иосифу, и благодарили судьбу, что не стали отцами Спасителя Земли.
— Думаю, что не всей Земли. В других частях света люди больше верят в других парней. В Магомета, или Будду, или…
— Не увиливай! Вертеп отправится в уборную!
— Он будет стоять там, где всегда. Иди сюда, посиди со мной, мышонок.
— Нет. Я хочу поставить елку на террасе. Закрепить треногу. И повесить гирлянду. И корзинки.
— Сейчас? Прямо сейчас?
Эрленд топнул ногой:
— Немедленно! Сию секунду!
Крюмме скатился с дивана, плотно завязал халат, принес обоим тапки и послушно пошел на террасу восстанавливать статус кво.
А когда елка, много времени и рюмок коньяка спустя, стояла посреди шестидесятиметровой террасы с зажженными огнями и золотыми корзинками, полными искусственного снега, оба опустились на диван и любовались этой красотой сквозь стеклянные двери.
— Я тебя люблю, — прошептал Крюмме. — Ты все вокруг превращаешь в волшебство, опустошаешь себя ради красоты и радости для всех остальных.
«Раки-отшельники» — роман о перипетиях человеческих отношений. Когда раскалывается диковинная раковина, нет больше одиночке покоя и уюта, и оголенные и беззащитные отшельники вынуждены восстанавливать связи с ближним своим, пытаться понять и принять его — и свое семейное родство. И так уцелеть в океане жизни.Писательский голос Анне Рагде, ее интонация трогают сердца даже самых скупых на эмоции читателей. «Раки-отшельники» — это сон, в конце которого не помешает поплескать в лицо холодной водой и всмотреться в зеркало: не герой ли романа вернет взгляд?
Душевнобольная женщина, совершив убийство, попадает в психиатрическую клинику на принудительное лечение. А вскоре, прямо в психушке, ее затягивает пространственный портал, и начинается путешествие по параллельным мирам. Героиня оказывается то в одном мире, то в другом, то вообще в пространственном коридоре, откуда идут входы во все миры. И в результате попадает в центр событий, где помогает представителям «черного мира» избавиться от прибравшего в их мире в свои руки власть чужака.
Книга о русских специалистах, ремонтировавших в Индии боевые вертолеты Ка-28 советского производства в 90-х годах. Книга об Индии того времени. Ироничный стиль повествования делает чтение не скучным, а приключения героев — увлекательными. Основное достоинство книги — правдивость в целом и в деталях.
Мы приходим в этот мир ниоткуда и уходим в никуда. Командировка. В промежутке пытаемся выполнить командировочное задание: понять мир и поделиться знанием с другими. Познавая мир, люди смогут сделать его лучше. О таких людях книги Д. Меренкова, их жизни в разных странах, природе и особенностях этих стран. Ироничность повествования делает книги нескучными, а обилие приключений — увлекательными. Автор описывает реальные события, переживая их заново. Этими переживаниями делится с читателем.
В книге автора проявлены разные формы жанра. Это касается не только раздела на прозу и поэзию, но и в каждом из этих разделов присутствует разнообразие форм. Что касается содержания, то оно тоже разнообразно и варьирует от лирического, духовного, сюрреального, политического до гротескного и юмористического. Каждый может выбирать блюдо по своему вкусу, поэтому могут быть и противоречивые суждения о книге, потому что вкусы, убеждения (а они у нас большей части установочные) разные.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.