Топография счастья - [2]
Наша карта состоит из двух частей. Первая часть — это карта предстоящего пути; ее составляют прежде, чем начать двигаться. Это план действий, который показывает, где и как люди намереваются искать счастье, чем руководствуются в своих поисках. «О, Мудрость! — возглашает Гельвеций. — Разреши скорей мои сомненья / И укажи мне путь в счастливые селенья!» Его поэма «Счастье»[7], которая была написана в 1740-х годах и строки из которой я взял в качестве эпиграфов к данной главе и ее разделам, — как раз и является описанием путешествия в поисках счастья. Вторую часть карты составляет топография уже пройденного пути. Пригородная застройка «одноэтажной Америки», дворцы счастья, великие стройки коммунизма — все это следы, которые люди оставили на этом пути, пространство, которое они создали, причем вне зависимости от того, нашли ли они то, что искали. Две эти карты, как правило, не совпадают. Первая часто так и остается утопией; это проекция как в будущее, так и в прошлое — в детство или в Золотой век.
В Украине, в Луганской области, есть город Счастье (укр. «Щастя»). Его история восходит к одноименному поселению, которое впервые упоминается в конце XVII века и находится на берегу Северного Донца, в то время — пограничной реки. По легенде, беглые крестьяне, пересекавшие границу и якобы основавшие это поселение, обретали свободу от крепостной зависимости, т. е. «находили свое счастье». Но существуют и другие легенды, связанные не с исконной волей, а, напротив, с крепостным землевладением. Известно, что Екатерина II подарила земли, прилегающие к Донцу, комиссару Таганрогской таможни Григорию Ковалинскому; и поселение Счастье, располагавшееся на так называемых ранговых дачах, получило новое название — Ковалинка. Казалось бы, переименование заменило счастье как волю именем владельца как печатью крепостничества. Но тут и возникают легенды, в которых это село называется Счастьем. Согласно одной, Ковалинский, будучи молодым придворным, поднес Екатерине шлейф «чуть не два метра», и довольная царица отблагодарила его земельным подарком, добавив: «Там ты найдешь счастье свое». Согласно другой, Екатерина даровала Ковалинскому эту землю, проезжая по Тавридии, и тот воскликнул: «О, счастье». Согласно третьей, эту землю выиграл в карты некий улан, который справедливо счел свой выигрыш счастьем[8].
Счастье как воля, счастье как императорский дар или счастье как удача в игре — все это исторические легенды. Первый вариант (Счастье как место свободы от крепостничества) основан исключительно на пограничном расположении этих земель. Но это предположение приобретает особую значимость в советское время. Сначала Ковалинке возвращают имя Счастье; затем там создается колхоз «Новая жизнь». А в результате строительства Луганской ТЭЦ, согласно местным изданиям, в Счастье «начинается настоящая новая жизнь»[9], устремленная в светлое будущее; наконец, в 1963 году село становится городом. Это уже советские идиомы счастья как «нового мира»; и так же как побег от крепостного ига или, наоборот, крепостное владение в Ковалинке, в советском случае эти идиомы включены в территориальные практики — строительство ТЭЦ и укрупнение города. Эти значения не противоречат, а скорее дополняют другие идиомы счастья как дара и удачи.
На этом примере видна гетерогенность смыслов счастья, которые связаны с множественностью значений места, что выражается через несколько сосуществующих в культурной памяти исторических нарративов. Но гетерогенность характеризует и смыслы пространства, и сами пространственные практики; счастье — это индикатор гетеротопии[10], которая умножает их смыслы, уплотняет и усложняет пространство.
Поясню это понятие — пространство. В данную книгу вошли материалы конференции, которая была проведена в рамках выставочного проекта «Топография счастья: современная русская свадьба» (куратор Ольга Соснина)[11]. Ключом и к выставке, и к конференции, и к топографическому подходу книги служит пространство свадебного ритуала, особенно тех мест, где принято фотографироваться в «самый счастливый день жизни». Как показывают глава — и выставка — Сосниной, любой современный город России обладает такой «топографией счастья», которая бросается в глаза благодаря обилию белых платьев невест. Пространство обряда построено по идеальной модели: ухаживание, сватовство, сама свадьба, будущая семья. Это карта социального пространства, каким оно «должно быть», — карта счастливого социального пространства. И дело не столько в том, что реальная семья не совпадает с идеальной моделью, сколько в том, что создание семьи (время) и день свадьбы (время) проходят по этому ритуальному маршруту (пространство). Более того, топография счастья предлагает также и идеальную модель города, с его достопримечательностями, памятниками победы в Великой Отечественной войне, новыми мостами и парками. И это, конечно, формирует еще одно пространство — пространство индустрии счастья как товара, с ее обязательными расходами, в том числе и на фотографа. Как подчеркивает Соснина, очертания этих пространств существуют
Где-то далеко-далеко, в неведомом краю, раскинулась Каменная страна. Страна эта волшебная, и пути-дороги в нее заколдованы. Правит в той стране Каменная Княжна. Хранит она в своем замке Книгу великих камнерезных премудростей, говорящее Зеркало, которое все обо всем на свете знает, и бел-горюч камень Алатырь. И было Княжне от Зеркала предсказание: "Придет время, и отыщется на свете Великий Мастер, оживит он камень Алатырь, и выйдет Каменная Княжна из заточения и станет править всем земным и подземным миром".
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.