Топ-модель - [67]

Зазвенели бокалы и замелькали вилки, то есть праздник стартовал. Пока я чувствовала себя не в своей тарелке. Но со своей тарелкой и фужером. Какая моя задача — боевая? И когда к ней приступать?

— Отдыхай, Маша, — посоветовала Евгения. — Обрати внимание на салатик из крабов…

Я же обращаю внимание на сестер Миненковых. Они находятся на дальнем конце стола и, подозреваю, весьма комфортно ощущают себя. Бог мой, они тоже здесь? Выполняют задание родины? Интересно-интересно, сколько нас таких, защитников?

— Господа-господа! Нашего Шурика жаждет поздравить наш Петя, выступил тамада. — Петя, помни: время — деньги.

«Петей» оказался банкир Абен. Поднявшись, понес некую ахинею, связанную с банковским делами, в которых, как я поняла, виновник торжества был крупным докой. С большим трудом все выдержали этот «производственный» спич. Затем волей собравшихся было принято решение: меньше говорить, а больше пить и слушать… концерт мастеров искусств, как архаично выразился тамада.

На сцену с высокохудожественным достоинством вытащился когда-то знаменитый ансамбль песни и танца в атласно-кислотных рубашках и шароварах. Великовозрастные брюхатые дяди и одна тетя с лицом вечной девочки ударили по струнам эл. гитарок и запели песню о том, что их адрес не дом и не улица, их адрес — Советский Союз!

— Ностальгия, — объяснила Евгения.

Затем на сцену выбежало моложавое сопрано в лиловом с блестками, концертном костюме. Было невозможно улыбчиво, с глуповатой воронежской физиономией. Призывно вихляя полуженскими бедрами, исполнило необычную песенку, где были такие слова «Зачем, зачем я повстречала его на жизненном пути?». Я приподняла брови: что за лиловый петух, так похожий на фиолетовую курицу?

— Окучивают сексуальное меньшинство, — объяснила всезнающая Женя.

— А оно здесь, — изумилась я, — есть?

— Естественно.

Мне стало интересно: какой следующий номер программы? И для кого? На сцену выбежали полуголые девочки и принялись отплясывать эротический канкан. Я поняла: это для нас, сексуального большинства.

Наконец, был объявлен перерыв. Нагрузившаяся не только впечатлениями публика медленно выносила себя из-за столов. Кавалеры двигались в курительную комнату, дамы удалялись в дамскую, чтобы поправить расплывшийся макияж.

— Теперь пора, — сказал Виктор. — Пойдем знакомиться.

— С кем? — глупила я.

Мой спутник на вечер хныкнул; глянув на фужер, заполненный игристым шампанским, решил, что на меня плохо действует общая атмосфера разложения, снизошел до объяснения:

— К нашему экономическому светочу.

— А он мне неприятен, — призналась. — У него и глаз оловянный, и липкий он какой-то.

— Маша, у нас дело, — с укоризной напомнил кавалер. — Когда есть дело, забудь о теле.

Намек поняла, — и пригубила фужер. — Это для храбрости, — пояснила; впрочем страха не испытывала — лишь интерес: куда нас нелегкая вывезет и какую цель преследует менхантер? Нельзя ли было действовать куда проще: говорят, винтовка с оптическим прицелом очень удобна в разрешении конфликтов. Хотя, депутат Шопин своими подрывными действиями против здравого смысла, подозреваю, не заслужил простой пули в лоб, а заработал, простите, геморрой — в широком смысле этого слова. Быстрая смерть — это смерть героя, а вот, когда из тебя медленно тянут жилы и народные сбережения…

Мои столь «взрослые» мысли прекращаются по мере приближения к г-ну Шопину, чья фамилия в шуме ресторана звучала весьма и весьма двусмысленно.

Находился он, напомню, в окружении внушительных по физическим габаритам молодых людей — они ни ели, ни пили, а служили, как псы за хозяйскую кость.

Меня и Виктора телохранители встретили неприветливо, да кормилец их радушно вскинул руки: ба! сколько лет, сколько зим, друг мой ситный, друг мой школьный!..

И они обнялись, облобызались, и обратили естественное внимание на меня.

— Это Машенька, топ-модель, — шаркнул ногой Виктор. — Прекрасное, посмотри, создание. Я представляю её интересы в модельном бизнесе.

— Топ-модель, как интересно, — облизнулось высокопоставленное лицо. Я очень люблю современную моду, — проговорил со значением.

Мало того, что страдал косоглазием, но вся физиономия была несвежей, в оспинках, губы — дамские и капризные, прическа — старомодная, очки старорежимные, фигура — мешковатая, общая энергетическая аура — неприятная и неопрятная. И с такой малосодержательной личностью иметь дело?

Между тем, она несла какую-то невозможную чепуху о том, что её возможности безграничны, она на дружеской ноге со всеми отечественными модельерами, равно как и зарубежными. На мой вопрос, мол, ну и что, горячилась:

— Маша, считайте, все выгодные контракты ваши…

Знакомые речи, вспомнила прошлое, когда сидела в баре на балюстраде, нависшей над ночным морем, — сидела с «принцем», который нес подобную ахинею о своих безграничных возможностях.

— Спасибо, — отвечала. — Можно я как-нибудь сама.

— Все можно, Маша, — смеялся новый знакомый. — Можно вас пригласить на танец.

Гости вовсю отплясывали под разухабистые буги-вуги ресторанного ансамбля. Со стороны это походило на танцы бывших колхозников в сельском клубе.

Покосившись на спутника, заметила, как он незаметно кивает мне, мол, действуй, Маруся, ты — наша Мата Хари. «Действуй» — а зачем? С заметным раздражением выдвигаюсь к сцене. За мной — г-н Шопин. Один. Без телохранителей. Хотя бы в этом повезло — мне. И решаю, если эта канитель закончится, устрою истерику сестре и Стахову. Зачем из меня лепить дурочку из дивноморского переулочка? Неуверенна, что в пляске «Шурик» выдаст некий важный государственный секрет?